Золотое пепелище

Что это за чудо такое принесло сюда? Ну-ка, посмотрим. Манжеты свежайшие, запонки скромные, точнее, неброские, но и не дешевка, а червленое серебро. Достойные часы, ослепительный пиджак, замшевый, и отсюда видать, что не фабрика «Большевичка», гэдээровский, а то и сама Италия. Сам же лет двадцати пяти, смазливый, чернявый, и видно, что азартный до невозможности – вон как уставил глазища на карты. Играл, впрочем, осторожно, прикупая без риска, но прямо видно было, как сводит у него пальцы развернуться по-настоящему.

«Ишь, как звенит-кипит. Что за типчик? Цыган, армянин, грузин? В любом случае интересно», – решил Солист, нащупывая во внутреннем кармане пачку денег.

Тут как раз один за столом сорвал хороший такой банк, и многие разочарованные игрой потянулись прочь, и чернявый в их числе. Миша, зайдя сбоку, вежливо раскланялся, предложил:

– Не желаете ли в преферанс?

Тот, вздернув нос, смерил заносчивым взглядом, но тотчас, как бы спохватившись, отвел смолистые глаза и пробурчал куда вежливее:

– Мне в буру привычнее.

– Можно и в буру, – покладисто согласился щипач, беря его под локоток и увлекая в сторону надлежащего стола.

Уже через полчаса тридцать рублей из кармана пижона перекочевало к Солисту. Играл цыган неплохо – на дворовом уровне, конечно, – но нервничал и срывался, совершая ненужные ошибки. Скинув выигрыш, сцепил пальцы, потом расцепил и принялся нещадно ими хрустеть.

– Все? – уточнил Солист не без сочувствия.

– Нет, – громче, чем положено в обществе, возразил тот, – играем.

– На что?

Тот потащил с запястья часы.

Прошло четверть часа, и уже Миша начал несколько нервничать. Ошибки пижон совершал по-прежнему, но без губительных последствий, в результате чего начал нахально выигрывать. К своим часам – к слову, сказочным, противоударный «Восток», – не дал и притронуться, а потом принялся выигрывать.

Нет, пару раз лоханулся и проиграл, но на исходе часа тридцать своих рублей и «красненькую» из кармана Миши переложил в свой замшевый карман.

– Все? – спросил теперь уже щеголь.

– Нет, – не оригинальничая, отозвался Солист. – Выпьем?

– Потом, – пообещал тот, – мне нельзя. Язва.

– Тогда и нервничать не стоит, – добродушно напомнил Миша, тасуя колоду и протягивая ему.

– Я и не нервничаю, – соврал тот, одним движением испоганив всю раскладку.

«Да, поддели меня знатно, – философски отметил Солист, спуская последний червонец, – а ведь как кобенился. Что ж, пора домой, к Майке…»

В этот момент чернявый картежник спросил, злорадствуя:

– Теперь-то точно все?

И кровь вскипела у Солиста.

«Я тебе покажу „все”», – рявкнул кто-то в голове, и прежде, чем он успел себя остановить, сам собой прыгнул из кармана заветный перстень.

– Гайку – против всего.

Противник взял, равнодушно крутанул сокровище в пальцах, уточнил оскорбительно-равнодушно:

– Стекло?

– Нет, – с деланым спокойствием ответил Миша, – чистый изумруд.

– Что, и ордер «ювелирторга» есть? – продолжал придираться чернявый.

– Ордера нет, – уже поскрипывая зубами, признался Солист, – а что же, вы ставите под сомнение мою честность?

Тот ничуть не испугался:

– Да боже меня упаси. Играем.

Четверть часа прошло – и снова все было кончено.

Точнее, этот лох решил, что все, а Миша-то, раскочегаренный, злой, точно знал, что делать. Сейчас этот щуренок – к гадалке не ходи – наверняка решит прыснуть под корягу, чтобы не искушать судьбу. Что ж, прием ожидаемый. Осталось его только дружески проводить на вход, пожать на прощание руку и без проблем выудить собственность из внутреннего кармана понтового замшевого пиджака.

Первая часть плана прошла именно так, как предполагалось – чернявый резко засобирался, как по писаному сообщив, что привык уходить в выигрыше, – примета у него такая. Но далее произошло непредвиденное: он напялил перстень на свой паучий палец, нахально, по-хозяйски подышал на камень, как последний босяк потер его о поганый свой замшевый лацкан, отодвинул руку, полюбовался игрой света…

Это было до такой степени нахально и внезапно, что Миша смешался и даже чуть не потерял фасон.

– А это как… зачем же?

– Что-то случилось? – поинтересовался тот, подняв бровь.

Но Солист уже взял себя в руки, перевел все в шутку:

– Цацка-то женская.

– С чего вы взяли, милейший? – высокомерно осведомился нахал, по сути, предопределив свою судьбу. – Если прямо так больно видеть свою собственность в чужих руках, это я понимаю и притом сочувствую, но помочь, простите, не могу.

Нарочно сделав вид, что собирается снять перстень с пальца – Миша аж невольно вперед подался, – просто повернул его камнем внутрь.

– Вот и стерлись границы полов. Ну а теперь можно и принять кое-что на ход ноги. Желаете? Угощаю.

Миша вежливо отказался. Чернявый отправился в буфет, устроенный с большим знанием дела, за которым царил сам Осипыч – никому иному он не доверял разливать.

Поскольку фартовый перстень собирался вот-вот накрыться шайтаньим хвостом и одними своими золотыми пальчиками обойтись было нельзя, Солист принял непростое решение. И, вежливо извинившись, отправился в закуток, где дежурил «вахтер» Савушкин.