Золотое пепелище

Саша послушно подумал, прокручивая в голове все события, детали, моменты, которые отпечатались в мозгу каленым железом, с того самого мгновения, когда только зародилось в голове подозрение о том, что это был не простой пожар. Снова, как в первый раз, вглядывался в лица людей, с которыми пришлось иметь дело в этой связи. Сами по себе всплывали в памяти сотни, тысячи сказанных, написанных, задуманных, но не произнесенных слов.

Кому выгодно? Кому же?

Адвокат откровенно наблюдал за ним. И на лице проступало обидное разочарование, как будто исследователь-кладоискатель влез в некий тайник, шарит в нем дрожащими руками, а натыкается лишь на пыль и мышиный помет. Впрочем, это выражение быстро сменилось своеобычной, фирменной гримасой – чуть насмешливой, доброжелательной и снисходительной.

Он поднялся, чуть поклонился:

– Смелее, товарищ следователь. Ваш труд – творческий, исследовательский; вам, как художнику, придется-таки задействовать интуицию, чтобы на накиданный вами тон правильно, в единой композиции разместить недостающие, пока не найденные, но очевидные звенья.

– Очевидные для кого? – хмуро спросил Саша.

– Для мыслящего человека. Что ж, буду рад увидеться снова. Поклон матушке передавайте, я скоро наведаюсь, – он поморщился, потер щеку, – застудился на ледяном ветру разочарований…

Уже пожав руку, приподняв панаму и даже сделав несколько шагов прочь, адвокат, как спохватившись, спросил:

– Да! Не будете смотреть последнюю серию «Я, следователь»?

– Не собирался.

– А вы соберитесь. Сегодня, в восемь сорок пять, как раз после «Спокойной ночи, малыши!». Рекомендую. Пал Палыч как раз хитроумную комбинацию там раскрывает.

…И поспел Саша, и телевизор успел включить, и даже посмотрел эту серию, чем немало удивил маму. Подняв глаза от «Нового мира», Вера Владимировна поинтересовалась:

– Сынок, что-то ты в детство впал. И не жаль времени. Жуть какая. Неужели в самом деле такое бывает?

– Бывает, отчего ж нет? Когда вылавливают утопленника без кирпичей на шее и прочего, как определить: сам человек нырнул или помогли ему?

– Тебе что, на работе этого всего недостаточно? – поинтересовалась Вера Владимировна. – Пошел бы, проветрился.

– Я уж так надышался морским воздухом, запахами олеандров да магнолий, что и выдыхать неохота. Кстати, мам, – точно спохватившись, начал он, хотя поджилки, надо признать, тряслись, – кое-что сейчас скажу. Только сразу не переживай.

Мама немедленно схватилась за сердце. Однако отступать-то уже было поздно и тянуть смысла никакого не было.

* * *

Полковник Филатов обычно в полвосьмого уже был на месте, скинув китель и повязав фартук секретарши, сам себе варил кофе. Без двадцати восемь в предбанник-приемную заявился Чередников.

– А, Шурик, что-то ты рановато. Заходи, – неформально приветствовал полковник Филатов. – Кофейку? Тут на двоих хватит.

– Я – нет, – невнятно, но решительно отозвался Саша, протягивая лист бумаги.

– Чего это? – продолжая одним глазом контролировать турку на плитке, Макар Иванович другим пробежал текст.

Прочитал, помолчал, снял турку, налил кофе в чашку.

– Красивый какой у тебя почерк. Понятный.

– Я, товарищ полковник…

– Честно – не постигаю. Зачем ты обратно-то собираешься? По спокойной жизни стосковался?

– Нет.

– Тогда что?

Чередников, краснея, трепался, гнал какую-то пургу о том, что вот, начальник отделения мечтал на пенсию, и он, Саша, уже знает местный материал. И, наконец, выложил решающий, непобиваемый козырь:

– Не потяну я. Мне надо пообтесаться среди людей. Бесполезно все это.

Шурик смешался окончательно и заткнулся.

Филатов, помолчав, снова начал:

– Силой удерживать не буду, препятствовать тоже, к тому ж изначально у тебя временный перевод. Выглядит некрасиво по отношению к товарищам.

– Почему ж так, Макар Иванович? Хорошо поработали, преступники обличены, ценности найдены, а остальное – ну что? Сплошные мои домыслы.

Полковник, глянув на часы – скоро тут будет полным-полно народу, надо поторопиться, – спросил прямо:

– Ты не веришь в то, что убийца – Козырев?

– Нет.

– И в то, что он сам покончил с собой?

– Нет.

– Резоны? Доказательства?

– Нет, – признался Чередников и вдруг вскинулся, приободрился: – Но они будут. Обязательно. Поверьте, я поклясться готов!

– Интуиция – это хорошо, – признал полковник. – Очень хорошо, когда интуиция. Но нужны доказательства, факты.

– Но ведь очевидно, что…

– Погоди. Тебе очевидно – мне нет. Ты, поддавшись самовнушению и своей интуиции, можешь знаешь куда уйти? Помни: из десяти догадок девять всегда ошибочны.

– Но ведь выгодоприобретатель всего этого может быть лишь один…

– Может быть? Или один?

И Шурик стих. Лишь упрямо повторил:

– Прошу удовлетворить мой рапорт о переводе, – и добавил: – Очень прошу. Пожалуйста.

* * *

Капитан Макаров Альберт Николаевич, начальник отделения милиции в дачном поселке Морозки, был душевным человеком, не склонным к злопамятству. Потому-то ни словом, ни делом не попенял, не припомнил Чередникову – теперь уже старшему лейтенанту, отмеченному благодарностью министра охраны общественного порядка СССР, – «предательство».