Золотое пепелище

К тому же Порфирьич все-таки поехал в санаторий, пусть и куда позже, чем предполагал, зато со спокойной совестью оставив участок на Сашу, которого теперь уже именовали не иначе, как уважительно – Сан Саныч.

Чередников ни словом никому не обмолвился ни о ходе, ни о деталях, ни об итогах следствия. Однако буквально весь поселок был в курсе, что именно их участковый не позволил «замазать» дело Каяшевых – которое, кстати, уже обросло огромным количеством ужасных подробностей, как пепелище бурьяном, полынью и ивняком. Тетя Нюра гордилась своим вкладом в дело становления легендарного сыщика, упирая на чудодейственные свойства молочных продуктов. Многие верили, сбыт рос.

В семействе Чередниковых тоже наметились счастливый поворот и пополнение: «старики», то есть мать с отцом, спустя двадцать четыре года почему-то куда лучше понимали друг друга. Пока, правда, все ограничивалось поездками в гости – то он в Зеленоград, то мама в Ялту, – но Сашина хваленая интуиция подсказывала, что вскорости они все-таки договорятся о том, кто к кому в итоге переедет.

Ни с кем с Петровки Чередников связей не поддерживал. Как-то заявилась под вечер на костерок Галка Таушева, но почему-то никакого ошеломляющего впечатления это событие – вполне добросовестное, приятное – не произвело. Сплавали на лодке на остров посреди заводи, пожгли костерок, попили вина и коньячку, купались-целовались на мелководье, потом как-то так получилось, что и переночевали во флигеле, покачались на кровати с панцирной сеткой – и только.

Пал Палыч Волков в поселке появился лишь однажды: оформлял продажу дома; вместо него на даче поселился симпатичный, тихий и талантливый писатель военной тематики, бывший танкист.

Так прошло еще где-то с полгода, а то и больше. На природе ход времени как-то теряется. Что-то в центре происходило, министр сменился, ходили какие-то слухи различной степени нехорошести – но тут, в Морозках, царила патриархальная тишина. Единственное, что капитан Порфирьич сбежал-таки на пенсию, и теперь не светил отпуск Сан Санычу до тех пор, пока не пришлют «кого-нибудь» на смену.

И вот как-то раз под вечер в пятницу, когда Саша засиделся в отделении, подбивая текучку перед визитом к руководству, по сумеркам заплясали фары, послышался оглушительный рев мотора – ко двору отделения причалил поразительной красоты сияющий мотоцикл «ИЖ» с коляской.

Водитель сдвинул стекло шлема на лоб, и оказался не кем иным, как Генкой Гомановым.

– Привет анахоретам!

Обнялись. Генка не изменился: такой же лохматый, черный, жгучий, как уголь из печи.

– Какими судьбами? На рыбалку?

– Ничего не имею против, – заверил Гоманов, – к тому же есть повод. Мне на капитана наконец расщедрились, обмыть бы надо.

– Имеется, – заверил Саша.

Генка, разгружая удочки и бутылки, рассказывал о житье-бытье в главке, о смешных «мульках», имевших место в его практике, о том, что Дементьев теперь вместо Филатова, женился и «отожрался», о том, что Таушева выскочила замуж за заику Лапина и небось рада: такой-то точно слова поперек не скажет. Саша лишь хмыкал и кивал. Потом вдруг Генка мимоходом спросил, нет ли магнитофона.

– Есть, и даже очень, – заверил Чередников. Пусть у них там в центре жизнь бьет ключом, а тут в гараже последний писк – сказочный «грюндиг», презентованный мамой и папой на прошедший день рождения, – работает и от батареек, и от сети.

– И записи, если интересуешься. Высоцкий почти весь, Окуджава.

– Это само собой. Можешь взять, но у меня тоже кое-что с собой есть. Тебе понравится. Ты говорил, у вас тут какой-то островок есть.

Саша колебался некоторое время: все-таки выходные, не исключены дебоши с мордобоем и шашлыками. Но потом решился:

– Поплыли. Ну их, до утра обождут.

Отцвела, погасла вечерняя зорька. Наловили кое-какой рыбы, хотя Генка настаивал на раках, но Саша по природной брезгливости против этого лакомства возражал.

– Эх ты, тундра, – заявил коллега и принялся творить уху, сопровождая это простое, по сути, действо какими-то сакральными заклинаниями, телодвижениями и помещением в котел разного рода травок.

Шурик, утомившись за неделю, с наслаждением клевал носом, сладко поглядывая в сторону палатки, которая гостеприимно манила уютными спальными мешками. Он бы прямо сейчас завалился спать, но не бросишь же друга.

Дневные птицы затихли, повылазили ночные твари; комары, разозленные дымом и тем, что нахальные туристы щедро сдобрили себя несъедобным диметилфталатом, злобно пищали, чтобы хотя бы так вывести из себя. Раздавили бутылку, заботливо прихваченную Генкой, обмыв встречу, потом звание, потом выпили за то, чтобы почаще встречаться.