Золотое солнце

Рыбья моча! Тень разочарованного вздоха из мест, которые очень, очень далеко.

— Гадюка! — Она подняла на меня глаза, в глазах стоят злые слезы. — Что бы ты там ни думала, слушай меня внимательно, если хочешь выжить. Я не стану тебя убивать, насиловать, калечить, отдавать твоим ползучим тварям, — искра удивления, — если ты будешь делать то, что я велю. — Скривилась, не любит и не умеет подчиняться чужим приказам. Да сядь ты на мель! Кривись сколько влезет, только не мешай выжить мне, делай что говорят, Аххаш! — Сейчас ты побежишь рядом со мной и побежишь очень резво. На шаг впереди меня и на два шага правее. Попытаешься убежать — меч в спину, попытаешься отстать — меч в живот. Не пробуй дотянуться до моих мозгов, умрешь моментально. Не начинай бормотать какую-нибудь магию — получишь локоть железа в кишки. — Я не стал предупреждать мою Гадюку о том же печальном исходе, если она пожелает крикнуть о нас каким-нибудь своим лунным или затеять драку, ногами, скажем, или головой. Не то чтобы я недооценивал женщин. Мне попадались очень храбрые и очень ловкие женщины. Но от первого она должна бы воздержаться, зачем ей к своим, ежели всей ее жизни тогда останется — до новой ходки в змеятник. А о втором и говорить нечего, не дура же она, это по всему видно. Хотя и странная особа. Впрочем, среди смертников странные люди не в диковинку...

— Крыса и Гадюка! Если верить анналам, мир не видел компании дружней... — Это все, что она мне ответила.

— Давай!

Нам нужно было как можно скорее выбраться из этой ловушки. Не знаю, когда они хватятся своих лунных тварей, своих солдат и своего живого корма для змей. Не позже, чем по прошествии одной стражи, я думаю. Кого нет среди трупов? Моей Гадюки. А еще не хватает оружия. Выйти через ущелье она не сможет: ей неведомы слова власти для бронзовых скорпионов. Сама сказала мне: мол, не знаю... Что должны подумать те, кто примется за поиски? Прячется где-то там, в лесу, недалеко от змеятника. Я уже понял: тот угол, где у лунных спрятан змеиный храм, отгорожен от всего мира скалами. В том числе и от моря. Сам остров — невелик, так что эта его часть должна быть совсем уж мала. Они прочешут ее раз, другой, пятый, десятый и... Рыбья моча, я плохо знаю лунных. Горожане из какого-нибудь Лига решили бы: пырнула себя ножом и полетела со скалы на камни, от безнадежности, чтоб напрасно не мучиться. Наши или, скажем, маг’гьяр искали бы, пока не нашли Гадюку ли, труп ли Гадюкин. Сами не смогли бы — так богов жертвами закормили бы, они, когда сытые, помогут. Имперцы поставили бы везде, где можно, дозоры. Полдела, но тоже неплохо. А эти? Что предпримут эти? Аххаш Маггот! Кажется, я знаю. Собаки. У них такие хорошие собаки...

— Прибавь шагу!

...Между скорпионами я пронес ее на руках. Не знал, как выпросить пропуск для Гадюки. Боялся, Аххаш: разок ошибусь, чуть только неправильное слово — и разорвут мою Гадюку. Словом, поднял и понес. По ужасу в ее глазах я уверился — не знает она слов власти... Какое у нее тело? Не знаю. Я не понял. Что тут поймешь, когда мысли не о том, когда у женщины все мышцы свело судорогой. С Милькаром случались припадки, его трясло и сводило судорогой, ремень в рот вовремя не сунешь — зубы так сожмет, что крошка полетит. Так вот, ей чуть-чуть не хватало до тех припадков. Тело — какое там тело! — не лучше дерева.

В ней было столько страха и ярости, что на секунду меня как будто захлестнуло волной. Кто я: вольный человек, несущий очень красивое и злое чучело между почтительно ждущих младших братьев моих, или я... что? что-то очень высокое... какая-то дурацкая принцесса... что себе девка навыдумывала! — которую огромная крыса на задних лапах несет над самыми жалами кошмарных скорпионов. Аххаш Маггот! Пороть! Пороть за такие гадости! Что, уже? Уверен: за дело...

Мы пробежали мостик. Лес. Чуть углубились. Бока у девки ходят ходуном. Дал ей минуту отдыха. Говорю:

— Что за чушь у тебя в башке!

— А у тебя? — Она никак не могла подобрать нужных слов. — Откуда ты это выкопал, про царя пиратов?

— Меньше будешь трусить — меньше будешь попадать, куда не надо... — Что я с ней говорю, с молодой бестолковой бабой, глупости, ну баба, ну бестолковая, я не сделаюсь сильнее, если буду молчать, как камень, или корчить из себя Ганнора. Я и так знаю свою силу. — Отдохни немного. Сейчас опять побежим.

— Не знаю, позволишь ли ты мне задать несколько вопросов. Если мое любопытство поставит меня на грань смерти, скажи об этом языком, а не оружием. — Как длинно она говорит! Я кивнул.

— Что за слова ты произносил там, у священного пояса гор, обращаясь к эрносарам? — Видно, не знала, как сказать о младших братьях на канналане.

— Они поняли, этого достаточно.

— Судя по твоим словам и действиям... а также по некоторым способностям к магии (с легчайшим недовольством в голосе: мол, ты тоже чего-то там умеешь...), ты не совсем простой разбойник. Это так... Крыса?