Золотое утро

Волосы ее были выкрашены в ярко-желтый цвет, на лицо нанесено слишком много косметики, но она по-прежнему сохраняла следы былой красоты. Фиске любил Марки — веселую, немного взбалмошную, обожающую своего мужа. Ладлоу были друзьями его родителей, а сам он и Барбара выросли с их детьми.

Обменявшись приветствиями, Фиске сел рядом с Марки, и они стали вместе наблюдать, как Клиффорд бросает блесну.

— Давай-давай, дядя Клифф, надо больше работать кистью! — подшутил он над Ладлоу — страстным рыболовом.

— Дурачок! — проговорил тот, прислонил спиннинг к стене и подал гостю руку. — Что ты понимаешь! Не забывай, что рыболовному искусству обучил тебя я. — Он, пододвинув стул, сел рядом с женой и уже без улыбки добавил: — Не ожидал увидеть тебя после сегодняшнего утра.

— Что ты, дядя Клифф! Мы же с тобой друзья!

— С твоим отцом я дружил Бог знает сколько лет!

— Клиффорд, дорогой… — вмешалась Марки, обеспокоенно дотрагиваясь до мужа.

— Не успокаивай меня, Марки! Я никогда не смогу простить Дугласа, больше не собираюсь говорить на эту тему! — Он посмотрел на Фиске. — А если ты надеешься переубедить меня, можешь не стараться.

Фиске и сам думал, что, приехав сюда, он, возможно, поступил неправильно, слишком импульсивно. Но утренняя ссора отца с Клиффордом его очень расстроила, хотелось попытаться исправить положение. Ведь на карту была поставлена не только старая дружба, но и судьба острова.

Стараясь выиграть время, он начал издалека:

— Что слышно от Форда и Билла?

— Они приедут на День памяти, — сообщила Марки.

Все население острова собиралось вместе три раза в сезон: в День независимости, День памяти и День труда. Балы проходили в разных домах поочередно.

— Надеюсь, ты приедешь с очаровательной девушкой, Фиске, — сказала Марки и добавила: — Билл обещал быть на уик-энд…

Все замолчали, и Фиске подумал о худощавом мальчишке, приятеле его детских игр, теперь превратившемся во взрослого мужчину — театрального художника. Никто из семьи никогда не говорил на эту тему, но все знали, что их сын — гомосексуалист. Родители страшно переживали, однако изменить ничего не могли.

— Ты приехал поговорить о ребятах или извиняться за отца? — спросил наконец Клиффорд сухим голосом.

Марки встала, собрала журналы, поцеловала мужа и, строго взглянув на него, оставила их наедине. Мужчины вежливо поднялись и не садились до тех пор, пока она не скрылась за дверью. Забытый плед лежал на шезлонге. Клиффорд подобрал его, аккуратно сложил.

— Может быть, все-таки поговорим о продаже острова, дядя Клифф? — в свою очередь спросил Фиске.

— А что говорить?

— Ты и вправду за продажу Кинкайда?

— Они выложат за него кучу денег.

Фиске замер:

— Вам необходимы деньги? Что-то не верится.

— Ты прав. Деньги мне не нужны.

— Тогда в чем дело?

— Послушай, Фиске, никто больше никогда не сделает нам такого выгодного предложения. Я уже встречался с Брюсом Ашером…

Факт, что Клиффорд общался с Ашером, делал ситуацию угрожающей. Похоже, дело о продаже зашло очень далеко.

Клиффорд поднялся и нервно заходил по лужайке.

— Кто будет всем этим пользоваться? — Его голос звучал сердито. — Марки презирает наш большой дом. Форду и Клэр ничего не нужно. А Билл… — старик отвернулся.

Фиске даже испугался — с такой болью Клиффорд произнес имя младшего сына. Он поднялся и тоже начал шагать взад-вперед. Впервые в голову пришла мысль: решение продать землю скорее всего продиктовано желанием Клиффорда сбежать от позора. Деньги — не главное. Ему захотелось обнять старика, но он побоялся смутить его этим.

— Зимой мы встречались с Биллом в Лондоне, когда он приезжал с театром, — поколебавшись заговорил Фиске, осторожно выбирая слова. — Был большой успех, постановка пришлась по вкусу даже критикам — они пророчат Биллу блестящее будущее.

— Знаю! — ответил Клиффорд. — Я был на премьере. Но не хочу говорить об этом!

— Неужели ты и вправду хочешь отказаться от острова из-за Билла? А как же дети Форда? Разве ты не хочешь, чтобы они выросли здесь? И что станет с островом?

— А что с ним станет? Почему я должен переживать за него? Нравится это твоему отцу или нет, а я доволен тем, что состоится голосование, — ты уже не сможешь остановить дело. Я не единственный, кто хочет уехать отсюда.

— Может, все-таки поговорите с отцом еще раз? Вы уехали, а он заперся в студии и не выходит…

— Ты не понимаешь, он грозился набить мне морду! — с отчаянием воскликнул Клиффорд.

Несмотря на серьезность ситуации, Фиске не смог не улыбнуться.

— Дело не шуточное.

— Да! Не шуточное. Я поставлю вопрос на голосование — и точка. Хочет того твой отец или нет.

— Ты же знаешь, отец так просто тоже не остановится. К тому же неизвестно, кто приедет в этом году, соберется ли кворум. Молодой Руфус вообще на Мадагаскаре, а он тоже имеет право голоса…

— Это должно произойти!

— Бред какой-то! — угрюмо заметил Фиске. Он чувствовал, что не может достучаться до Клиффорда и, невзирая на все аргументы, безнадежно проигрывает дело. Говорить больше было не о чем. Он обнял и поцеловал старика. Клиффорд попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышла гримаса.