Золотой адмирал (Пират Ее Величества)

— Да, это верно. В обычные времена дела у меня идут относительно неплохо, но за последние три года торговля стала предприятием трудным и рискованным.

— А чем торгуете? — полюбопытствовал Уайэтт. Кто знает, мелькнула мысль, может, когда-нибудь, когда не будет явной угрозы войны, этот же самый мастер Дженкинс окажется ценным знакомством?

— Я, молодой человек, экспортирую вина, снасти — я продаю только лучшие канаты, сделанные в Испании, — с гордостью заявил он. — Пенька доставляется издалека, аж из Африки. Ручаюсь, на этом можно сколотить состояние. Конечно, кроме этого я еще экспортирую bacalao — соленую треску.

— А вы импортируете? — Уайэтт уселся в удобное веревочное кресло и пристроил шпагу у себя на коленях.

— Ну да, добрые английские шерстяные вещи, кожу и, — Дженкинс облизал полные губы, — орудия, как только предоставляется возможность их достать. — Его налитые кровью серые глаза, утратив вдруг непринужденность, загорелись расчетливостью. — Я вам скажу, эти испанцы страшно нуждаются в пушках, особенно с тех пор, как «эль Драго» вынудил их вооружать свои колонии в Америках. — Он издал короткий смешок. — Клянусь Богом! Ваш адмирал — мой святой-покровитель. Чем больше он дерет шкуру с испанцев, тем лучше мой бизнес. Железный товар любого характера пользуется горячим спросом — например, железная цепь. А что, я прямо сейчас мог бы сделать богатым любого, кто продал бы мне две сотни шестифутовых саженей крепкой цепи ручной ковки. — Он уставил чуть выпуклые карие глаза на Уайэтта. — Вы случайно не знаете, где бы я мог раздобыть немного, а, сэр?

Все трое повернули головы, когда открылась дверь и в темнеющий сад, где уже заводились древесные лягушки и сверчки, хлынул желтоватый свет. Но вышел не слуга: в дверях появилась темноволосая большегрудая девушка лет девятнадцати.

Дженкинс распрямился, очевидно раздосадованный.

— Паула, что тебе здесь надо?

Она неловко трижды сделала реверанс.

— Но, отец, мне бы хотелось поздороваться и поговорить с нашими соотечественниками. — Девушка громко вздохнула. — Мама и Тереза все еще одеваются. Скоро они выйдут.

— Не следовало бы тебе входить без приглашения, — укорил ее Дженкинс, но совсем не сердитым голосом. — Но уж поскольку ты здесь, могла бы сослужить нам службу. Принеси-ка кувшин вина из того бочонка, от Фейала, и налей джентльменам по чаше. Потом нарви миндаля, но не того с червяками. Ха-ха! Самое лучшее и ничего иного для наших английских гостей.

Когда Паула вернулась, Коффин заметил, что она не очень-то торопится уйти, стараясь медленно наливать вино. Делая это, она так низко наклонилась, предлагая ему тяжелую серебряную чашу, что Коффин не только смог хорошо разглядеть черты ее гладкого с оливковым оттенком лица, но и приятные округлости ее тела под чувственно облегающим платьем. Изящество, с которым она выставляла напоказ полные груди с розовыми сосками, могло бы поспорить с искусством самой совершенной придворной кокетки.

В поведении Паулы не было никакой сухости или формальности, так же как не замечалось скованности и в манерах миссис Дженкинс, и второй дочери, Терезы. Тереза оказалась толстушкой, унаследовавшей от отца его веселость, светло-коричневые волосы и румяный цвет лица.

Вскоре выяснилось, что миссис Дженкинс по отцу португалка, а по матери англичанка, из Хэмпшира. Очевидно, вся семья Дженкинсов чувствовала себя здесь, в Испании, счастливо и спокойно, словно это их родина. Складывалось ощущение, что в Англии они бы чувствовали себя иначе.

Хьюберт Коффин двумя дюжими глотками осушил свою чашу янтарного, удивительно приятного по вкусу напитка, затем вытянул перед собой ноги и откинулся назад, чтобы с восхищением полюбоваться изобилующей приятными изгибами фигуркой Паулы Дженкинс. Улыбаясь, он полюбопытствовал:

— Вы бывали в Англии?

— Нет, сэр. Только отец.

— И у вас нет никакого честолюбивого желания увидеть нашу страну?

— Очень-очень хочется. Мне бы хотелось увидеть такой удивительный город Лондон, — призналась Паула, после чего улыбка на ее лице растаяла. — Но нам, разумеется, не будут там рады.

— Почему? Разве отец ваш не англичанин? — Он различил в сумраке угловатые очертания ее полного рта и нашел его чрезвычайно возбуждающим.

— Да, — вздохнула Паула, — он англичанин, но он также и католик. Мы все католики. Нет, не думаю, что нам очень обрадуются в Англии.

Хьюберт рассмеялся и покачал белокурой головой.

— Чепуха! В Англии остается столько же католиков, сколько и протестантов, особенно в северных графствах и в Шотландии, и даже при дворе королевы есть несколько известных католиков. Так что вам обязательно нужно увидеть Лондон. Он вам понравится — он такой оживленный.

Опустошив вторую и третью чашу в свое солидное брюшко, мастер Дженкинс устроился поудобней в кресле, украшенном красивой резьбой.

— Паула, девочка, почему бы тебе не показать сквайру Коффину своих ручных лебедей. — Он повернулся к своей пухленькой смуглолицей жене: — Луиза, приготовь-ка нам поужинать. Тереза, иди помоги матери.