Золотой ангел

– Так вот некоторая часть пошла на подкуп тюремщикам, все это они сами где-то достали. По нашему списку. Кажется у местных лавочников и купцов. А за шипучий напиток мы платили нашим неразлучным соглядатаям втройне!

– Великолепно! Но как они нашли настоящее французское шампанское за многие тысячи верст отсюда – это просто уму непостижимо! Это настоящее новогоднее чудо! Сибирское чудо!

Действительно, офицеры не поскупились на умасливание казематных Церберов. Что делать, ведь Новый год не каждый день приходит. Да и в тяжелой и беспросветной каторжной жизни порой так не хватает светлых и радостных праздников подобных этому! Как воздух не хватает! Почувствовать на какой-то миг себя не бесправным арестантом, а нормальным человеком, отвлечься на время от серых и нелегких будней – это разве не замечательно?!

Денежных средств у бывших господ чтобы достойно отметить торжество вполне хватало. Кислицину деньги присылала мать, Окуневу – отец и тетя. К тому же всем офицерам, в том числе и Алабину ежемесячно полагалось казенное пособие: два пуда муки и один рубль и девяносто восемь копеек ассигнациями. Многим ссыльным приходили посылки, но редко когда целыми. Вскрывали их и воровали содержимое и почтовые работники и надзиратели. Вместо двух ящиков мошенники собирали один. Например, корнет Окунев вместо посылки с крымскими яблоками получил посылку с дамскими кружевами и детскими ленточками. А почтовые чиновники писали одно и ту же казенную фразу: «Разбившаяся в дороге укупорка заменена новую, за которую просят взыскать и выслать следующие деньги…» А далее – требуемая сумма ущерба. (Ну не наглецы ли эти казенные грабители?!)

Алабин получал деньги от матери. И раз в месяц ему приходили крупные суммы от неизвестного лица. Дмитрий догадывался, что эти денежные средства вероятнее всего присылаются ему Екатериной. Но вот почему она не написала ни одной строчки за весь период каторги – оставалось для поручика загадкой. Но он чувствовал, что Катя всегда помнит о нем и любит. А поручик посылал эпистолы на имя княгини Разумовской в надежде, что когда-нибудь Катя прибудет в Петербург и прочтет все его послания… Но бедный Алабин не знал, что его нежные, полные сердечной тоски и любовных переживаний письма, безжалостно и методично уничтожаются жестокой княгиней Разумовской в горниле салонного камина.

Карманные часы корнета Окунева заиграли бравурную музыку ровно в двенадцать ночи, и в первом бараке, как и во всем Стретенском остроге, наступил Новый год. Офицеры пили шампанское в кружках, а моряки, солдаты и остальные арестанты – водку и кедровый самогон. Было шумно, весело и оживленно. Все поздравляли своих товарищей и братьев по несчастью и пили на брудершафт. Отовсюду неслись веселые песни и шутки. Рассказывались офицерские байки и подлинные случаи из армейской службы.

Алабин, например, поведал о своем славном кавалергардском прошлом:

– Пить я научился в полку. Умение выпить десяток стопок шампанского залпом и до дна и оставаться на ногах в офицерской артели было обязательным для нас. Таково было негласное испытание для нас желторотых новичков. Если откажешься от оного – посчитают трусом или высокомерной особой. Для меня бражнические экзамены были муками Тантала. Особенно в первые месяцы службы, когда старожилы полка постепенно переходили с нами, щеглами на «ты». В каждом таком случае требовалось пить на брудершафт. Все праздники в полку проходили по единому сценарию: ставился стол поперек зала, а на него подавали денщики отменные закуски, водку, вино, шампанское, вазами с фруктами, сладостями и кондитерскими изделиями. А торжества устраивали в полку по каждому поводу. Как говорится: Для чашников и бражников бывает много праздников.

Для начала в залу входил хор трубачей, славившийся на всю столицу прекрасным исполнением любой, даже серьёзной музыки. Если веселье не клеилось, то тогда вызывали полковых песенников, и начиналось собственно гуляние. Наши достопочтимые Орфеи обычно затягивали песню: «Я вечор, моя милая, я в гостях был у тебя», а все офицеры нашего эскадрона вставали и выпивали по бокалу шампанского. Далее наши певцы вытягивали: «Ты слышишь, товарищ, тревогу трубят», и тот же «шампанский ритуал» проделывают офицеры второго эскадрона, затем третьего и так далее.