Золотой ангел

«Дорогой мой племянник Дмитрий!

Ваша матушка и моя сестра Зинаида Ивановна Алабина скоропостижно скончалась 27 декабря 1809 года. Была отпета в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре и похоронена подле Лазаревской усыпальницы. Все права на имение и имущество покойной по причине того, что вы, Дмитрий Михайлович, преступник уголовного разряда, перейдет ко мне. Ваши наследственные права оспорены мною в справедливом порядке в суде. Денег вам от меня не прибудет и не надейтесь напрасно. Просите их у нашего господа Бога. Надеюсь, Всевышний вам поможет.

И не пишите мне более никогда. Вы преступник, злодей, лишенный всяких прав, дворянства и чинов, не можете более принадлежать нашему славному роду.

С искренним участием ваша тетя Ольга Ивановна».

Алабин в ярости соскочил с нар. «С искренним участием!!! Вот Иуда в женском обличье! Сколько ей мать сделала добра, суживала деньгами, дарила хорошие подарки, ее всегда поддерживала в трудную минуту, спасала от тюрьмы ее непутевого сыночка-казнокрада, а она вот как отблагодарила! Матушка, родная, зачем ты меня покинула! – Алабин закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. – Это я виноват в ее смерти! Своим безумным поступком и суровым приговором я убил ее душу! Каково было ей смотреть в глаза людям? Ведь ее доселе славный сын-герой превратился в обыкновенного уголовного преступника. Не выдержало ее сердце – вот она и почила скоро. Она была доброй и не делала людям зла – и должна непременно попасть в рай. Может ей на небесах обетованных будет покойнее и лучше, чем здесь в мирском свете? Ах, матушка, прости меня за всё те горести и беспокойства, что я причинил тебе прежде. Грешный я грешный и нет мне прощения!»

Алабин погоревал, погоревал и его думы снова вернулись к Катиному письму.

«Ужели я никогда не увижу Катю?! Нет, нет! Только не это! Только не это!! Судьба-злодейка, я крайне не согласен с тобою! Я никогда не смирюсь с этой мыслью! Мне, ох, как надобно в Англию пробраться! И свидеться с любимой! И я все сделаю, возможное и невозможное, дабы достичь этой цели! Это я так сказал, Дмитрий Михайлович Алабин! А я слов на ветер не бросаю! После печальной кончины матушки отныне только ты, моя ненаглядная Катенька, самый дорогой и единственный мне человек на этом свете! И нет тебя ближе, дороже и любимей! Право, уверяю, что нет!»

* * *

После очередного выхода на рудник Алабин почувствовал себя плохо. Резко поднялась температура, появился небольшой озноб, вялость, слабость. Затем Дмитрия стало сильно морозить. К вечеру жар усилился, и поручик окончательно слег. Вызвали тюремного лекаря. Тот осмотрел больного и дал пить какие-то пилюли. Но улучшения самочувствия Алабина от принятия этих лекарств не последовало. Температура у недужного каторжника еще больше подскочила.

Кислицин честно сказал поручику:

– От сих пилюль нет никакого прока, Дмитрий Михайлович, их здесь дают для отвода глаз. Выживет человек – хвала доктору, отдаст арестант богу душу – медицина бессильна. Для выживания на каторге нужны два непременных условия: наследственное здоровье и народные методы лечения. Без сих условий – недалекая в будущем смерть.

– Так что мне, милый Сергей Сергеевич, предпринять такого особенного, дабы не погибнуть в Сибири во цвете лет?

– Мы с Окуневым поможем вам в этом, только довертись нам всецело. У нас есть эти верные средства. Сами на себе испытывали.