Золотой архипелаг

Александр Борисович, точно ужаленный, отпрыгнул от полок с Ирининой психолого-психиатрической литературой, которая после эпизода на Горбушке изрядно возросла в количестве.

— Да вот, Ирочек, захотелось взять чего-нибудь на ночь полистать… Что-нибудь эдакое, развлекательное. Например, «Психиатрия в вопросах и ответах».

— А ты уверен, что это тебя не расстроит?

После эпизода на Горбушке Ирина стала с мужем вежлива и предупредительна, как никогда прежде. «Боится, что я на нее с кухонным ножом брошусь», — подумал Турецкий и вспылил:

— Слушай, ничего меня не расстроит! Что ты там себе вбила в голову? Я спокоен, как Будда в нирване!

Ирина Генриховна, поджав губы, удалилась на свою территорию — в спальню под торшер. Александр Борисович остался в гостиной возле телевизора. По времени должны были уже идти новости, которые он ежевечерне включал, неизменно восхищаясь с оттенком брезгливости, как эффективно и нагло на разных каналах проделывается обработка общественного сознания — куда эффективнее и наглее, чем в советские времена! Однако сегодня прелестям отечественной тележурналистики Саша предпочел научные дебри психиатрии. И зачитался…

«А, пожалуй, Ирку можно понять, — выныривая из очередного справочника, подумал он. — Прелюбопытнейшее ведь, черт, чтение! Никакую художественную литературу и рядом не поставишь с этим голым, необработанным материалом. Вот, к примеру, описывается случай белой горячки, когда больной едет в поезде и слышит, что за стеной купе сговариваются его убить — то есть на самом деле этот разговор ему только в бреду мерещится. И фонарь за окном — поезд едет, а фонарь остается на месте… Ведь попробуй писатель вставить такой эпизод в роман, это показалось бы натяжкой, фальшью, а здесь, в справочнике, описано сухо, дотошно, но в этой сухости и дотошности есть что-то, от чего волосы дыбом встают. Если честно, я даже доволен, что Ирка читает такие вещи, а не любовные романы, как большинство дам в ее возрасте. Приятно лишний раз убедиться, что у меня очень умная жена. Вот если бы еще перестала диагнозы на меня навешивать, совсем была бы золото».

Поверхностно прочесав в этот вечер литературу, ничего стопроцентно сходного со своим (всего лишь предполагаемым!) случаем Турецкий не нашел. Галлюцинации говорили скорее за психоз, привычка тщательно мыть руки — скорее за невроз. Кстати, что касается мытья рук, Александр Борисович обнаружил, что здесь у него был собрат — Николае Чаушеску, страдавший патологической боязнью инфекций. Тоже о чистоте рук заботился. Румынский диктатор даже в Англию велел везти для него специально простерилизованное и запакованное нательное и постельное белье… Однако жизнь его прервалась не от заразной болезни, а, как известно, в результате расстрела. Наглядная иллюстрация тщеты усилий человеческих.

От описания привычек Чаушеску Александр Борисович внезапно повеселел. Чаушеску боялся инфекций, а умер насильственной смертью. Ему, Турецкому, постоянно грозит насильственная смерть, но он ее не боится… Ну, принимает, когда надо, меры предосторожности, но чтобы какие-то страхи по этому поводу были — совсем нет. Боится же он… вот сумасшествия — да, пожалуй, боится. А не надо бояться! Пример Чаушеску если что-то и доказывает, то, пожалуй, одно: в жизни случается обычно совсем не то, чего боишься. А что на самом деле в ней случается, того ни предугадать, ни подготовиться к этому нельзя. Мораль: навязчивые страхи только отягощают жизнь, но не несут никакой полезной функции. Поэтому Турецкий дал себе слово избавиться от страха перед сумасшествием. Лечиться для этого совсем незачем. Волевым усилием запретить себе втягиваться во всю эту дурь, вот и все.

А с мытьем рук — полная чепуха! Где и кем предписаны нормы, сколько времени допустимо расходовать на то, чтобы помыть руки? Просто Ирка начиталась психиатрической литературы и стала пристальнее приглядываться к окружающим, выискивая у них симптомы душевных расстройств. А самым удобным объектом наблюдения для нее стал муж, что и требовалось доказать. Может, у Сашиных коллег этих мелких симптомов еще больше, но у них нет жен, увлекающихся психиатрией, и поэтому никто не подозревает их в клинической ненормальности…

— Ира! — крикнул Саша, влетая в спальню. Его встретили распахнутые глаза жены, на дне которых высвечивалось: «Неужели ОНО?» Турецкий не сдержался, чтобы не поморщиться.

— Что с тобой, Сашенька?

— Ничего, — медленно и раздельно произнес Турецкий. — Со мной — ровным счетом ничего. А вот с этими так называемыми «галлюцинациями», которые от меня на Горбушке улизнули, будет «чего». Дай срок, я их поймаю и тебе предъявлю.

О Чаушеску Ирине он рассказывать не стал. Она бы не поняла. Еще решила бы, пожалуй, что это новый симптом…

ИВАН БОЙЦОВ. ОТКАЗ ОТ ПОДКУПА