– Подожди, давай не будем сбиваться, – выслушав очередную порцию женских разговоров, попросил пощады Кемаль. – Я пойду сделаю себе кофе, иначе засну, а ты пока сама разложи свою информацию по полочкам. А то я слабо все это улавливаю. Давай сюда кружку, вот тебе три листочка, ты же без бумаги ничего не соображаешь. На один пиши все, что знаешь об истории их отношений. В смысле как эта компания вообще сложилась, как они все друг друга нашли.
– Почему я? Это ведь Элиф лучше знает, – попыталась увернуться от лишней работы Айше.
– Я и ее заставлю это сделать. И всех остальных тоже, – когда речь шла о деле, он был неумолим.
Впрочем, она и сама с удовольствием покопалась бы в деталях вчерашнего вечера и характерах своих новых знакомых. Ведь необычная история, что и говорить!
Всегда поражает, когда человек, пусть совсем чужой и безразличный тебе, но вчера еще живой, полный каких-то планов, чувств и мыслей, человек, с которым ты говорил и здоровался за руку, сегодня уже не может ничего сказать, подумать или почувствовать, а вчерашнее рукопожатие будет последним, что ты о нем вспомнишь. Так и смерть Лили не оставила Айше равнодушной, хотя они только и успели, что познакомиться. Но такая неожиданная смерть, и все эти разговоры об отравлениях, и скандал, которым закончился этот злополучный золотой день, – в другое время Айше вцепилась бы в такой сюжет мертвой хваткой и сама приставала бы к мужу до тех пор, пока ее любопытство и детективный зуд не добрались до каких-нибудь результатов.
Но сегодня ей ничего не хотелось.
Нужное настроение не приходило, голова болела, озноб, начавшийся еще вчера, когда они с Элиф вышли из теплой роскоши Лили в промозглый, сырой, ветреный декабрьский вечер и с радостью увидели во дворе машину Кемаля, не проходил; нос был заложен, и дышать приходилось ртом, прерываясь на сухой, изматывающий кашель.
– А все из-за этого платья, – с трудом выговорила она. – Тонкое оно для такой погоды. И рукавов почти нет, и подкладка шелковая, – она зябко поежилась, словно теплый вязаный свитер, надетый на ней, был той самой прохладной шелковой подкладкой, прикосновения которой ее тело не могло забыть. – Никак не согреюсь… ты куда?
– Ты меня совсем не слушаешь, да? – укоризненно спросил Кемаль. – Я всего лишь на кухню за кофе. Так, на этом листочке пусть будет твоя схема, что вспомнишь – добавишь. А на третьем набросай, пожалуйста, все последовательно, весь этот золотой день. Как сумеешь. С самого начала: кто первый пришел, кто потом, какие разговоры в какой последовательности возникали. Все-все по порядку, – и, внимательно взглянув на жену, добавил: – Тебе сейчас полегчает, аптекарь сказал, минут через пятнадцать-двадцать подействует. Тебе чаю принести?
– Принеси. Только с лимоном, если он есть. Почему-то хочется с лимоном, – почти прошептала Айше. – Твою большую кружку… Ой, как я в понедельник буду лекцию читать?!
– Никак. Никак ты не будешь читать никакую лекцию, – твердо сказал Кемаль. – И не надо говорить, что ты незаменима или что тебя выгонят с работы, если ты один раз спокойно поболеешь. Тебе надо как минимум дня три-четыре отлежаться, а то и неделю.
– Но, – начала было Айше, – за субботу и воскресенье…
– Никаких «но». От субботы остался только вечер. А за один день ты не вылечишься.
– Но тогда придется к врачу идти, больничный оформлять. Я даже не знаю, как это делается, я официально, по-моему, ни разу не болела.
– Вот и поболеешь. Будешь мне помогать. Давай-ка делом занимайся. Сейчас чай принесу.
Айше блаженно вытянулась под пледом. Как все-таки хорошо, когда есть кому не пустить тебя на работу с гриппом, и принести чай, и сходить для тебя в аптеку. И лекарство, кажется, начинает действовать. Во всяком случае стало не так холодно.
Она взяла оставленные мужем листы бумаги, подложила под них лежавшую на столике рядом с диваном толстую газету, приняла полусидячее положение и задумалась.
Кто как познакомился, она все равно не знает; схема типа «система персонажей» практически готова; значит, лучше всего взяться за последовательное изложение событий. Начав с того, как они с Элиф встретились у подъезда с Филиз, а потом с Семрой, она стала постепенно восстанавливать в памяти вчерашние разговоры; вспоминала, как приносили пирожки и уносили посуду; делала пометки на своем листочке, помещая справа и помечая звездочкой те фразы и диалоги, которые она не помнила, как возникли; пересказывала все как можно подробнее Кемалю и почти через час добралась до перехода в зимний сад и гадания на кофе.
– И что было дальше? – мрачно спросил усталый Кемаль, которому весь этот допрос уже начинал казаться абсолютно бесперспективным занятием.
А ведь впереди еще десять или одиннадцать таких рассказов, возможно куда более запутанных и бестолковых! И придется их выслушивать так же внимательно, хотя весьма вероятно, что смерть госпожи Лили никак не связана с ее подругами и золотым днем.
– А дальше был скандал.
5
– Тот самый скандал, я же тебе еще вечером говорила. Неужели ты забыл?