Золотой дождь

— Вы уже говорили это. Вы — просто писатель, который приехал пожить нескольких месяцев на пляже в семейном коттедже. Вы работаете над романом. Это идеальная легенда, Мерсер, потому что все это правда. И сама ваша личность тоже идеальная, потому что вы — настоящая. Если бы нам понадобился мошенник, мы бы сейчас не разговаривали. Вам страшно?

— Нет. Я не знаю. А что — должно быть?

— Нет. Я уже говорила, что мы не попросим от вас ничего противозаконного, и вам не будет угрожать никакая опасность. Мы станем видеться каждую неделю…

— Вы тоже там будете?

— Я буду приезжать и уезжать, но если вам нужен компаньон, мужчина или женщина, мы можем это организовать и поселить рядом.

— Мне не нужна няня, и я ничего не боюсь, кроме того, что подведу вас. Вы платите кучу денег, чтобы я сделала нечто, чего не могу даже представить, нечто очень важное, и вы вправе рассчитывать на результат. А что, если Кэйбл действительно окажется таким умным и осторожным, как вы предполагаете, и нигде не проколется? А что, если я совершу какую-нибудь глупость, вызову подозрения, и он перепрячет рукописи в другое место? Я вижу, как легко могу все испортить, Элейн. У меня нет нужного опыта и навыков.

— А я очень ценю вашу честность. Вот почему вы идеально подходите, Мерсер. Вы открытая, искренняя и правдивая. И к тому же вы очень привлекательны и наверняка понравитесь Кэйблу.

— Вы говорите о сексе? Подразумевается, что он входит в предлагаемую работу?

— Нет. Повторяю — вы сами будете решать, что делать и как.

— Но я понятия не имею, что делать! — в отчаянии воскликнула Мерсер так громко, что поймала на себе удивленный взгляд с соседнего столика. — Извините, — пробормотала она, опустив голову.

Несколько минут они ели молча.

— Вам нравится вино? — спросила Элейн.

— Вино отличное, спасибо.

— Одно из моих любимых.

— А что, если я снова откажусь? Что вы станете делать?

Элейн вытерла салфеткой губы и отпила воды.

— У нас очень короткий список альтернативных кандидатур, и никто из них с вами не сравнится. Если честно, Мерсер, мы были так убеждены, что лучше все равно никого не найти, что сложили все яйца в одну корзину. В вашу. Если вы откажетесь, мы, наверное, вообще откажемся от этого плана и перейдем к другому.

— Какому?

— Я не могу вас посвящать в него. У нас очень много возможностей, давление нарастает, так что нам придется действовать быстро в другом направлении.

— А Кэйбл единственный подозреваемый?

— Поймите меня правильно, я не вправе говорить об этом. Я смогу рассказать вам гораздо больше, если вы окажетесь там, и мы станем работать вместе и гулять вдвоем по пляжу. Нам есть что обсудить, включая некоторые соображения о том, как вам лучше действовать. Но я не буду вдаваться в это сейчас. Как-никак речь идет о конфиденциальной информации.

— Понимаю. Я умею хранить секреты. Это первое, чему меня научила семья.

Элейн улыбнулась, как будто понимала и полностью доверяла Мерсер. Официантка налила им еще вина, и они занялись едой. После самой затянувшейся паузы Мерсер наконец с трудом сглотнула и, глубоко вздохнув, произнесла:

— На мне висит студенческий кредит в шестьдесят одну тысячу, который я никак не могу погасить. Этот долг отравляет каждый час моего существования и сводит меня с ума.

Элейн снова улыбнулась, словно знала об этом. Мерсер с трудом удержалась, чтобы не спросить, но на самом деле не хотела слышать ответ. Элейн положила вилку и оперлась на локти. А потом произнесла, постукивая пальцами по столу:

— Мы погасим все студенческие ссуды и заплатим еще сто тысяч. Пятьдесят тысяч сейчас и еще пятьдесят через шесть месяцев. Наличными, чеками, золотыми слитками — на ваше усмотрение. Понятно, что налогов с них платить не придется.

С плеч Мерсер вдруг свалился и растаял в воздухе тяжеленный свинцовый груз. Она подавила вздох, приложила руку ко рту и заморгала, стараясь унять подступившие слезы. Она попыталась что-то сказать, но не находила слов. Во рту сразу же пересохло, и она судорожно сделала несколько глотков воды. Элейн внимательно следила за каждым ее движением, как всегда, оценивая и взвешивая. Мерсер была ошеломлена реальностью мгновенного освобождения от долгового рабства — жуткого кошмара, который преследовал ее на протяжении восьми лет. Она глубоко вздохнула — неужели даже дышать теперь стало легче? — и подцепила омаровую клецку. Затем запила вином, которое на самом деле пробовала в первый раз. Она решила, что в ближайшие дни обязательно купит еще бутылку или даже две такого же.

Элейн, почувствовав, что Мерсер «поплыла», нанесла завершающий удар:

— Как скоро ты сможешь приехать на остров?

— Экзамены закончатся через две недели. Но я хочу отложить решение до завтра.

— Нет проблем.

Официантка выжидающе на них посмотрела, и Элейн сказала:

— Я бы попробовала панакоту[1]. Мерсер?

— Я тоже. С бокалом десертного вина.

6