Золотой гроб

— Ни фига себе, влип!? — суматошно размышлял молодой человек, трясущимися руками запихивая листок с протоколом допроса в папку. Он и представить себе не мог, отправляясь на службу в органы, что его, хоть и практиканта, тем не менее, серьезного штатного сотрудника величественной службы назовут балбесом да еще с голой жопой? И все это произойдет на глазах у девушек, к которым он относился с романтическим благоговением и даже собирался жениться.

Насчет балбесов Михаил явно погорячился. Они больше не стали приходить, но вызвали к себе парторга ВУЗа и ТАМ 'накачали' по инерции струхнувшего старичка так, что, вернувшись в ректорат, парторг сразу заявил о том, что студент — антисоветчик должен быть непременно отчислен из университета

За Мишку вступилась добрая деканша:

— Если мы будем исключать отличников за обыкновенную мальчишескую выходку, кто же тогда у нас учиться станет? — сокрушалась она в ректорате — и потом, чем мы будем мотивировать отчисление Волкова? На всем курсе он один на золото может вытянуть, и с посещаемостью у него проблем нет.

Насчет дисциплины студента Волкова декан ничего не стала говорить. Грешки за Михаилом водились всякие.

После долгих дебатов, было решено разобрать 'дело' проштрафившегося студента на комсомольском собрании. А с КГБшниками собрался уладить дело сам ректор Угодчиков. Благо, его фамилия высоко ценилась в среде областного партийного начальства, которое еще могло сказать свое слово.

На ближайшем комсомольском собрании, специально состоявшемуся по этому поводу, Мишке объявили строгий выговор. Но, перед голосованием выяснилось, что у комсомольца Волкова уже несколько лет висят два выговора. Один — за грубое высказывание в адрес руководства стройотряда, и строгий выговор за драку, учиненную также в стройотряде, но уже на третьем курсе.

По ранжиру, вслед за строгачом должно было следовать исключение из комсомола. Взять на себя такой грех консервативное комсомольское руководство ВУЗа не смогло, потому что после подобного инцидента могли последовать оргвыводы и в отношении их самих со стороны областной комсомольской организации.

Правда, в это время областному комсомольскому начальству молодежные дела в ВУЗе были уже глубоко по фигу. Оно суматошно зарабатывало себе денежки во всевозможных фондах, кооперативах и финансовых компаниях, числясь там консультантами. Но, рядовые университетские комсомольцы об этом ничего не знали и после вялых споров остановились на том, что пора расходиться.

— Товарищи комсомольцы! — взволнованно воскликнула секретарь собрания Леночка Пухова — А как же Волков?

— Так, сами же говорите, что еще один выговор нельзя?!

Выход нашел Юра Розенблюм. Он предложил прежние взыскания с Волкова снять и уж, затем наложить новое взыскание.

— Да, но в повестке сегодняшнего собрания у нас как раз стоит пункт о наказании комсомольца Волкова, а не о снятии прежних его взысканий?! — заявила подлая секретарь собрания

— Ничего, — ответил тёртый в протокольных делах Юра. — Снятие взыскания мы оформим прошлым собранием, а новое взыскание — сегодняшним.

'За' снятие взысканий, борясь с сонной одурью, проголосовали все, а за новый выговор уже никто голосовать не стал. Тогда измученный председатель собрания, предложил, хотя бы, 'поставить ему на вид'. За 'поставить на вид' быстренько проголосовали все. Студенты — народ грамотный и 'Поставить на вид' на одной чаше весов и 'Антисоветская пропаганда, путем сочинительства стихов пасквильного характера' — на другой чаше, еще лет пять назад были в разных весовых категориях. И ехал бы сейчас новоявленный антисоветчик Михаил Волков в синей фуфайке, — собственности министерства Юстиции в крытом вагоне на лесоповал далекой Сибири.

Дело замялось, но мстительный Мишка и его диссидентски настроенные дружки стали вычислять, — кто настучал в КГБ? Все сошлись на том, что 'казачек' не кто иной, как 'писатель' Шурик Носков — женатый и надменный выскочка, единственный из студентов, который имел личный автомобиль, подаренный высокопоставленным тестем — начальником ГАИ всей области.

Шурик еще на первом курсе занялся неблагодарным писательским трудом и тиснул в молодежной газете два рассказика о студенческом житье — бытье. После громкой публикации, Шурик уверился, что его приплюснутая с детства голова таит в себе огромный писательский талант, и пророчил себе великое будущее. Он думал, сочинял, писал, рвал и бросал написанное в корзину и снова писал. Шурик, творил. Яркие поэтические слова, уложенные в русло прозы, так неудержимо рвались попасть на бумагу, будто их скопом выпускали из заточения. Шурик стал рассылать свои произведения в разные литературные издания. Там рассказы вежливо принимали и еще более вежливо отвечали так, что де тематика вашего писательского труда не соответствует направлению журнала.