Золотой камертон Чайковского

Ведь кто-то уже пробирался в его дом, обыскивал его? А может, он еще вернется? Кто бродит во тьме вокруг дачи, караулит, высматривает, что-то ищет? От этих мыслей Максиму становилось не по себе. А однажды вечером он задремал прямо за столом в кабинете, а когда проснулся резко, вдруг, словно его толкнули, увидел за окном чьи-то глаза. Пока он моргал и приходил в себя, они исчезли. Глаза исчезли, а натоптанные валенками большие бесформенные следы остались.

Теперь Максим стал надежно запирать двери, каждый вечер проверял окна, а возле кровати поставил топор, которым колол дрова во дворе. Но такая жизнь его категорически не устраивала, и он твердо решил, что после выздоровления Оли или поймает злоумышленника, или съедет с дачи. Жить в постоянном неврозе и прислушиваться к скрипам и шорохам старого дома было невозможно.

А еще было бы неплохо понять, что понадобилось этому человеку на старой даче? Никаких ценностей они там не хранили, да и не было их у его семьи. А может, сокровища принадлежали прежним хозяевам? Может, на даче спрятан клад? А если так, то, выходит, прежние хозяева о нем не знали, а неизвестный злоумышленник узнал? Бред. Дача не такая уж старая, и владело ею, по словам Павла Ивановича, одно семейство. Выходила какая-то нестыковка. Но что-то здравое в рассуждениях Максима все же было.

Он до сих пор не интересовался прежними хозяевами. Кроме того, что дом принадлежал некогда знаменитому композитору, потом его жене, но Максим ничего не знал об этих людях. А может, стоит расспросить про них у Павла Ивановича? Ведь ни Максим, ни его родители определенно не могли ни для кого представлять интереса. А может, все дело в камертоне, закралась Максиму в голову пугливая, неловкая мысль, камертон был действительно, по-настоящему ценен, точнее, бесценен, и дело было вовсе не в золоте. Нет, нет. Этого не может быть. Если бы он был нужен старым хозяевам, они бы его просто потребовали, а больше никто не мог о нем узнать. Максим никогда и никому о нем не говорил. Даже Оле, даже родителям, даже Павлу Ивановичу. Значит, дело в другом.

– Голубчик, да я же вам рассказывал уже, – пожал плечами Павел Иванович. – Дача принадлежала сперва композитору Щеголеву, он ее и построил. Затем его семейству.

– Да, я помню, но мне хотелось поподробнее узнать об этих людях, – прихлебывая горячий чай с брусникой, пояснил Максим.

– Гм. Даже не знаю, что вам и сказать? Обычная семья. Вдова Лариса Валентиновна была очень красивой женщиной, приятной, интеллигентной, мы с ней дружили по-соседски. У Щеголевых было двое детей, сын и дочь. Сын пошел по партийной части, насколько я знаю, сейчас в Москве. На даче уже лет десять его никто не видел. А дочка Лиза, Елизавета Модестовна, иногда появлялась. Как правило, они сюда всей семьей приезжали, с мужем и дочерью, навестить Ларису Валентиновну. Вот, собственно, и все.

– Такое скучное семейство?

– Ну, батенька, все мы в каком-то смысле скучные люди, – махнул рукой Павел Иванович. – Вот когда был жив сам Модест Петрович, тогда да. У Щеголевых было очень интересно. Собирались шумные компании, бывали разные знаменитости, звезды эпохи, можно сказать! И певцы, и артисты, и музыканты, и ученые. Да-а. Такие вечера давали! С музыкой, розыгрышами, танцами! Очень было интересно. Ну а как Модеста Петровича отравили, их жизнь полностью поменялась.

– Отравили? В смысле, как Сальери Моцарта? – удивился Максим. Такие вещи, как отравление, рядовым событием не назовешь.

– Вот, вот. Что-то вроде. Говорили, что его отравили каким-то редким веществом, но убийцу так и не нашли, – покивал Павел Иванович. – А знаете, что любопытно? Второй супруг Ларисы Валентиновны тоже умер от отравления! – воскликнул, оживляясь, Павел Иванович. – Представляете, какая ирония? Только в его смерти ничего криминального не обнаружилось, просто несчастный случай. Но сам факт! Какая ирония судьбы. Неудивительно, что Лариса Валентиновна в третий раз замуж не вышла, да и вообще очень изменилась, – печально проговорил Павел Иванович, – как-то потухла, совершенно замкнулась в себе, мне кажется, что и дети-то на дачу перестали приезжать именно из-за этой ее перемены. Очень жаль, такая красавица в молодости была, глаз не оторвать. А после смерти второго супруга, очевидно, решила, что над ней злой рок довлеет, или что-то в этом роде. Я и на похоронах ее второго мужа был. Анатолий Михайлович ведь тоже был композитором. И тоже довольно известным. Конечно, не такого масштаба, как Модест Петрович, но все же личность известная. Да, да… Вот что значит судьба. Просто злой рок, да и только, – покачал головой Павел Иванович.