Золотой холм

Арьель заглянул еще к паре знакомых, но и они не смогли посоветовать ему ничего толкового. Постепенно в нем крепло убеждение, что нужно мчаться за помощью к тану Алю. Если он, конечно, успеет… Ювелир сообщил, что слушанье назначено через неделю. Времени оставалось в обрез. Придется скакать верхом, с тоской понял Арьель.

Заходить ли перед отъездом из Аркары к госпоже Аманде, он думал долго. И решил, что нужно обязательно зайти, раз уж появилась возможность освободить Нэля хотя бы от проклятия.

По лицу госпожи Аманды с Тополиной улицы еще можно было угадать, что несколько времени назад она была замечательной красавицей. Но это если только уметь смотреть и замечать. А вот сила снедавших ее горя и ненависти становилась понятна любому с первого взгляда. Раньше Арьель думал, что такое бывает только в балладах и никогда не встречается в настоящей жизни. Но, едва встретившись с ней глазами, он подумал, что на месте Нэля ни за какие блага мира не приблизился бы к этой страшной женщине. Но на своем месте Арьелю ничего не оставалось делать, кроме как приступать к делу. Для начала он назвался и объяснил, от чьего имени пришел говорить. И в течение последующих десяти минут ощущал себя как человек, нагишом угодивший под град величиной с куриное яйцо. Только вместо градин падали на него слова — тяжелые, злобные, жестокие, пропитанные застарелой ненавистью. Арьель держался стойко, пытался как-то пробиться через глухую стену, которой окружила себя госпожа Аманда, хотел разжалобить женщину, но добился только того, что на него едва не накинулись с колотушками. На шум откуда-то из глубины дома вышел рослый сумрачный мужчина с черной бородой-лопатой. Госпожа Аманда бросилась к нему, указывая на ошарашенного Арьеля исхудавшим пальцем:

— Этот человек… он… он… он пришел от Поджигателя!

Бородач зловещей глыбой надвинулся на музыканта.

— Убирайтесь подобру-поздорову, сударь… — прогудел он. — Мы здесь ничего не хотим слушать о колдуне. И если вы с ним приятели, то тем для вас хуже…

Пришлось уходить, несолоно хлебавши, и радоваться, что легко отделался. Если бы он знал, что своим появлением на Тополиной улице подвигнул госпожу Аманду навестить Нэля в его узилище, то, пожалуй, так не радовался бы.

Сумку с вещами мага Арьель оставил на хранение у ювелира.

В конских статях он решительно не разбирался, а потому попросил одного из своих знакомцев подобрать ему послушную, не слишком резвую лошадку. Хоть время и поджимало, свалиться посреди дороги, не удержавшись в седле горячего скакуна, и повредить себе что-нибудь он не хотел. Наездником он был неважным.

Ему нашли серую кобылку, умную и смирную. В седло, впрочем, он забирался не без внутреннего содрогания, заранее представляя, каково будет его самочувствие к концу путешествия.

Уже к вечеру он чувствовал себя скорее мертвым, чем живым, мечтая поскорее выбраться из седла и растянуться на чем-нибудь мягком. К тому же он всю дорогу вспоминал разговор с госпожой Амандой, и это ничуть не улучшало его настроения. Бедная женщина! Конечно, ее можно понять, она потеряла самое дорогое, что имела, и эта потеря застила ей весь мир. И у нее есть причины ненавидеть Нэля. Но ведь и Нэлю с его непреходящим чувством вины тоже нелегко! Ведь не нарочно же он устроил пожар. И смерти Лионетты он не хотел… Каково ему было узнать, что через него погибла девушка, которую он называл сестрой? Он не показывал виду, но Арьель был уверен, что известие о смерти Лионетты стало для него жестоким потрясением.

Не доезжая до Тальеры, музыкант нагнал какого-то мужичонку, который размеренно шагал рядом с запряженной в розвальни ледащей кобылой, и спросил его, как попасть в имение тана Альбрехта Аля. Мужичонка почесал пятерней в космах, задумался и довольно уверенно рассказал дорогу.

— Долго ли ехать? — спросил Арьель.

— Да с четверть часа, пожалуй.

Солнце клонилось к закату, и надо было поспешать. Музыкант подстегнул свою серую кобылку. Минут через тридцать впереди на фоне розово-фиолетового неба черным обрисовались острые конусные крыши четырех угловых башен. Мост через ров, по мирному времени, оказался опущен, решетка — поднята. Арьель въехал прямо в мощеный брусчаткой двор и мешком выпал из седла. Именно так, подумалось ему, чувствуют себя освободившиеся от земных мучений души, когда входят в покои Борона. От хозяйственных построек к нему спешил слуга.

— Что вам угодно, господин? — крикнул он на ходу.

— Мне угодно видеть тана Альбрехта Аля, — ответил Арьель не без внутреннего содрогания.

Слуга принял у него лошадь, другой слуга провел внутрь. Тан встретил его в своем рабочем кабинете, где ярко полыхало пламя в камине, а стены были отделаны зеленым и ореховым бархатом. Вдоль одной стены стоял длинный книжный шкаф, напротив висели многочисленные охотничьи трофеи, среди них — раскидистые оленьи рога. Арьель, впрочем, не оценил всего этого великолепия. Среди мертвых звериных голов со стеклянными глазами он чувствовал себя, как в склепе.