В животе у Капкейк стало холодно от страха. Очень захотелось, чтобы это был сон. И проснуться дома. Не в общаге, а именно дома. У мамы, на улице Шлатких Пузиков. Когда-то, маленькой, она стеснялась говорить подружкам, что живёт на улице с таким смешным названием. Потом она стала спрашивать маму, откуда оно такое, но мама не знала. В конце концов соседка Аделаида Аксиньевна — тогда маленькая Капочка ещё не знала, что будет у неё учиться — сказала, что улица названа в честь дочки подруги первой губернаторки Кавая. Девочка умерла совсем маленькая, ей не успели даже дать имени. Мама называла её просто "мой шлаткий пузик". И губернаторка своей властью назвала улицу, на которой жила её подруга, "улицей Шладких Пузиков".
Капкейк из этой истории поняла, что губернаторка с этой подружкой к тому времени сильно поссорились. И что пони иногда бывают очень злыми.
Потом она выросла, увлеклась историей, и узнала,
Она невольно вздохнула. Шевельнулись бока. Содержимое короба шевельнулось тоже.
Ущербная луна выглянула снова. На полянку плеснуло прозрачным сухим светом.
Поняше показалось, что у неё под животиком что-то шевелится — небольшое, скользкое. Капкейк тут же примстилась змея, жалящая в вымя. Она в ужасе вскочила на ноги и отпрянула. Потом осторожно приблизила мордочку, но ничего страшного не увидела, кроме кротовой ямки.
Девушка постаралась успокоиться и собраться с мыслями. Надо было что-то решать. И при всём богатстве выбора альтернативы не было. Надо было следовать плану и дойти до камня. Любые другие варианты были бессмысленными. Даже если за ней кто-то следит — он не оставит её в покое. Она слишком далеко зашла. Во всех смыслах.
Дрожа, на подкашивающихся ногах, Капкейк пересекла полянку и принялась искать тропу. Бэтмен на холке вёл себя тихо, даже слишком.
Тропа нашлась среди огромных лопухов. Голодная поняша осторожно откусила край и тут же выплюнула: лопух оказался горьким. Она вспомнила, как Аделаида Аксиньевна говорила, что в лесу ничего нельзя есть, даже обычную траву. Мало ли что растёт среди этой травушки-муравушки. Или, не дай Дочь,
Чтобы отвлечься, она попыталась подумать о перспективах своей авантюры. Скорее всего, публикация займёт не меньше полугода. Сначала эмпаты Директории проверят время рукописи. Потом установят подлинность подписи. Передадут историкам, они сверят факты и проделают экспертизу. А потом ещё будут работать над текстом.
Написанное было ужасно. Слишком ужасно, чтобы быть неправдой.
Наверное, думала она, это не совсем хорошо, если такая рукопись будет напечатана. Но зато не будет больше этих глупых разговоров про легенды и мифы. Потому что мифы и легенды оказались истинными. Может быть, не все, но…
В темноте показалось что-то белое, продолговатое. Тот самый камень. Она пришла.
Капкейк осторожно-осторожно высунула мордочку из листвы. Понюхала воздух. Вроде бы никого. Поняша несколько раз глубоко вздохнула, собираясь с силами, и вышла. Днём бы она сказала, что вышла на свет — но луна снова куда-то скрылась, а другого света не было.
Ничего страшного не произошло. Только бэтмен завозился на холке, стараясь устроиться поудобнее.
Она подошла поближе. Камень тускло белел в темноте. От него пахло мокрым известняком. И на нём что-то лежало.
Близорукая девушка прищурилась — и отдёрнулась.
Это был череп. Сначала перепуганной девушке показалось, что это череп пони. Потом до неё дошло, что он слишком маленький. Такой мог бы принадлежать небольшой пупице. Или жеребёнку.
Заинтригованная, Капкейк склонилась над черепом. Ей показалось, что внутри него что-то мерцает — то ли пердимонокль, то ли какой-то другой артефакт. Она попыталась его перевернуть, чтобы рассмотреть получше.
Но не успела.
— Йййййооооооогогогого! — раздалось у неё над ухом жуткое, исполненное злого торжества ржание. Оно гремело со всех сторон, и спастись от него было негде. Ошеломлённая и перепуганная Капкейк присела и прижала уши.
За деревьями вспыхнули факелы. Тяжёлые оранжевые огни, казалось, оставляли в темноте светящиеся дорожки.
— Ооойёуууу! Ооойёуууу! — кричали из-за деревьев.
Бэтмен прижался к холке хозяйки, мелко-мелко вздрагивая.
Какое-то мгновение Капкейк думала, что сейчас грохнется в обморок — или понесётся сломя голову неизвестно куда. Ни на то, ни на другое её не хватило. Она просто стояла, хватая ртом воздух, и пыталась осмыслить тот факт, что разоблачена, поймана, и теперь с ней сделают что-то ужасное. Может быть, даже выгонят из института.
Огни за деревьями перестали ходить ходуном, крики тоже стихли. На полянку вышли пони. Восемь или девять, все в одинаковых чёрных попонах и с чёрными балаклавами на головах. Они были со всех сторон, и Капкейк поняла, что бежать некуда.
Потом появились два высоких лемура с факелами. А между ними — тёмно-серая в их свете поняша без балаклавы.
— Аделаида Аксиньевна, — с облегчением прошептала Капкейк, оседая на попу: у неё подкосились задние ноги. — Аделаида Аксиньевна, ну нельзя же так…