В результате же, невзирая на все приметы литературной игры и стилизаций, здесь получается расширенная версия "Пикника на обочине" — как в силу изобилия прямых ссылок на эту книгу, так и по причине очевидного сходства языкового и жанрового методов: жанр этот можно определить громоздкой фразой "технократическая фолк-философия", языковой же метод — как почтенную попытку создать муляж литературного текста из бытовой интеллигентной речи, не способной отрефлексировать себя именно как бытовую речь и, в силу этого, не имеющей возможностей увидеть те маркеры, которые отличают ее от речи литературной.
Основная проблема такого жанра заключается не в технике письма, не в сюжетной изощренности или неизощренности и даже не в заявленных проблематиках: она состоит в том, что, в силу к крайней близости такого рода текстов к необработанной рефлексией языковой и событийной повседневности, их подлинным содержанием всегда оказывается одно и то же — а именно внутренний мир автора, его демоны, его страхи и его предрассудки: это единственное, что можно оттуда извлечь. В силу этого требование к такому творчеству, по большему счету, одно — чтобы автор его был человек интересный: кому охота копаться во внутреннем мире человек дюжинного? В настоящем случае с этим требованием все в порядке, конечно: автор данной книги — человек недюжинный; но что было бы с книгой, кабы у ее автора не было столь яркой биографии?
В любом случае, Харитонов — писатель, замечательный тем, что, будучи человеком хорошо и разносторонне образованным (что в книге отлично видно и, надо отдать должное, производит надлежащее впечатление), дает при этом голос страхам, суевериям и предрассудкам, которые обычно характерны для менее артикулированной среды (пристрастие его к табуированным темам очевидно обладает тем же "народным" генезисом); по этой причине социальное значение его книги существенно превосходит художественное: в аннотации к ней можно написать "рекомендуется студентам-социологам и культурологам", и это будет никакой не "постмодернизм", а чистая правда.
ДЕСЯТЫЙ КЛЮЧИК, КРЕЗОВЫЙ. ЭТОТ ЖАРКИЙ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
Из всех тварей, наделённых ядом, опаснейшей туземцы считают музу. Я не видел этого существа, и не знаю тех, кто мог бы описать его с достоверностью. Однако о способе её охоты все сходятся во мнениях. Она кусает жертву, вливая ей в кровь отраву. Та окутывает её разум облаком мечтаний — о вечной красоте, неземной любви и тоске по мировой культуре (не знаю, что это, но, верно, что-то недоброе). Как бы опьянённая, жертва сама ищет уединённого места, чтобы предаться там пению, музицированию или мелодекламации. Муза сопровождает её и даже сама отводит в такие места, а там медленно пожирает тело жертвы, откусывая кусочки плоти в течении многих дней и недель. Жертва на это не обращает никакого внимания. Некоторых находят и спасают, но в том нет пользы, ибо безумие их неисцелимо.
В городе Нод, что в земле Уц, я видел одного несчастного из этого племени. Он сидел в грязи и поедал то, что ему бросали из жалости или ради насмешки. У него не было левой руки, а с тела свисали клочья кожи и гниющего мяса. Но с блаженной улыбкой он всё повторял и повторял одно: "о Время, твои пирамиды".
110254 день от Конца, волею Короля весна / 8 марта 302-го года от Хомокоста. День.
Афганистан, бывшая провинция Панджшер (Парван). Ущелья Пяти Львов, анклав Мустафы Нойона.
Не было, нет и не будет уже никогда в ущелье ничего прекраснее, чем башня Ахмада Счастливого.