Золотой ключик инфосторителлинга

— Во, племяш Раскардай дает! Етить его, Шурум Бабая, старуху!

“Мелкий, суетливый, неопрятный, празднолюбивый и проказливый, этот Шурум Бабаевич склоняет людей к вольному обращению с материалами и не очень бережному отношению к своим обязанностям.

Но самое страшное, что таракан пожирает время.

Он заставляет людей отдавать ему драгоценные дни, часы, минуты. Он отнимает у людей самое дорогое, что у них есть: частички жизни. Люди тратят время на таракана, а не на себя.

— Ах, успеем ещё! — говорят люди.

— Да ладно, ничё с этим не сделается. И так полежит.

— Ура! — радостно хлопает лапками Шурум Бабаевич, слыша такие разговоры. — Наша взяла!

На рассвете таракан Шурум Бабаевич выбирается из какой-нибудь щели в кабинете, садится в главное кресло и начинает куролесить.

Бумаги раскидывает. Папки перепутывает. Цифры нужные утыркивает куда подальше.

Так что люди только тем и занимаются, что ищут, исправляют, роются, перебирают, прибирают, перекладывают туда-сюда, сюда-туда и злятся друг на друга из-за дурной пустяковой работы.

Нужные дела сделать не успевают.

А таракану только это и надо. Он и рад. Знай, заныкивает полезное время в темной норке.

Чтобы избавить людей от страшной напасти, следует сразиться с тараканом и выпустить время на свет божий.

Увидеть Шурум-Турум Бабаевича нелегко. Он же прячущийся. Справиться с ним сложно, но можно.

Чтобы одолеть таракана, потребуется волшебная сила программистов. Только они способны загнать таракана в компьютер.

В компьютере страшный Турум-Шурум Бабаевич теряет свою силу.

Компьютер быстренько этого Бабаевича просканирует, разложит на составные части, опишет, найдет взаимосвязи между отдельными частями, определит для каждой части нужное место, нужную полочку, упорядочит, классифицирует. А описанный, упорядоченный и классифицированный таракан Турум Раскардаевич уже и не Раскардаевич вовсе, а функционально полезная и незаменимая в хозяйственной жизни единица.

— Ребяты-ы! — сказал директор замечательным программистам Дыннику и Скалкину. — Таш-шыте сюды скорее ваш волшебный яш-шык. Треба этого Шурум Бурумыча немедля победить!

И вот пошли храбрые ребята-программисты Дынник и Скалкин на смертный бой с тараканом Шурум Таратаевичем. Таракан устраивает временный коллапс.

Но храбрые ребята-программисты Дынник и Скалкин справляются с кознями зловредного Шурума Турумыча и героически автоматизируют производство.

Дальше все просто. Дальше за вас уже работает система.

Если вам удалось отобрать счеты у тети Маши и “Роботрон” у тети Клавы и усадить тетю Машу и тетю Клаву за компьютер, значит, вы гений и вам надо дать Нобелевскую премию, поскольку вам удалось справиться с энтропией. Энтропия — слово мудреное, но очень правильное. Оно определяет меру внутренней неупорядоченности любого замкнутого пространства.

Вы чего-нибудь поняли? Я — нет, но для себя, когда слышу это слово, то представляю себе уютную комнату вечером после работы.

Муж на диване смотрит телевизор. Жена гладит. Они только что хорошо поужинали и всем довольны. Муж что-то такое увидел на экране и свистнул.

Жена просит:

— Милый, не свисти, я устала.

Муж снова свистнул — видно, то, что он увидел, очень его взволновало.

Жена:

— Прошу тебя, не свисти, голова болит.

Муж ее не слушает, свистит в третий раз и получает утюгом по затылку.

Вот эта черточка, которая отделяет утюг от затылка, и есть энтропия.

Пока утюг держит жена и даже пока он летит, его еще можно остановить, но когда утюг соприкасается с затылком мужа, то это уже… — ну сами понимаете, что это такое.

Ученые считают, что в случае возрастания энтропия приводит к необратимым процессам распада.

Остановить распад способна только система.

Система — смертельный враг энтропии.

Система убивает зряшный труд или, как говорят продвинутые мальчики и девочки, настоящие фрики[5]: гасит, топчет в ноль, выпиливает, минусует, мочит, вырубает, кидает за скобки, играет в костлявую, забивает в ящик и так далее и тому подобное.

Вы щелкали на счетах? Выбросьте счеты на помойку. Вы долбили “Роботрон”[6]? Плюньте на него. В атаку идут шеренги уравнений. Они сметают в корзину залежи бумажного хлама”.

Эти идеи меня так восхитили и удивили, что я даже подпрыгнул на стуле.

Старый, измученный артрозом стул, которому давно уже пора на пенсию, злобно скрипнул, но выдержал и не развалился.

— Вот оно! Вот оно! Вот оно! — кричал я громко дурным голосом.

Там Тамыч смотрел искоса, склонив голову. Ему не нравилось происходящее. Глаза его из серых стали зелеными с искорками. Он спрыгнул с дивана и выгнул спину: “Чего орут? Лучше бы молочка в миску налили”.

Радуясь своей прыти и не сомневаясь в успехе, я отправил распечатку через голову Рязанцева прямиком в приемную Льва Ефимовича.

По редакции я теперь ходил гоголем, ожидая от начальства скорого поощрения.

Коллеги вежливо со мной раскланивались. Некоторые не скрывали любопытства.

Я еле сдерживал распиравшее желание хвастануть.

Однако та сторона почему-то молчала. И тогда я решил форсировать события, уточнить у главного сроки окончания работы, кое-что еще спросить и, как бы между прочим, поинтересоваться: