Дав себе срок два дня, Лариса надеялась надавить на Макарова. В самом деле, он следователь или мороженая рыба? Почему никто не рассматривает другие версии? Почему не пригласят врача? Почему не разберутся с картиной? Может быть, можно выяснить, откуда взялась копия? Кто ее делал? Она не понаслышке знала, что эксперты должны определить, чьей кисти принадлежит копия. Однако время шло, а воз оставался на том же месте. Красовская задыхалась в камере с сырыми стенами, плохо выстиранной постелью, обнаглевшими тараканами, которые, никого и ничего не боясь, бегали по ней ночью, грозя залезть в нос и уши. Петр Федорович вызывал ее всякий раз, когда она об этом просила, но ничего не делал, умоляя написать чистосердечное, и она, возвращаясь в камеру, бросалась на кровать и утыкалась в подушку мокрым от слез лицом. Впервые женщина оказалась в безвыходном положении, одна-одинешенька на белом свете.
Милена забежала к ней на пять минут, почмокала, поохала, посочувствовала, так, невзначай поинтересовалась, когда родственница вернет деньги, и ушла недовольная. От нее Лариса другого и не ждала. На вторые сутки после свидания с Геннадием она совсем приуныла и была готова расстаться с недвижимостью, только бы выбраться из этой ужасной камеры. После скудного обеда она принялась ждать Быстрова, ей казалось, что время встало, что часы остановились по прихоти злых сил, и вздрогнула всем исхудавшим телом, когда конвойный, лязгнув замком, вошел в КПЗ и объявил ей:
— С вещами на выход!
Лариса глупо улыбнулась и заморгала:
— То есть как? Меня переводят в другую тюрьму?
— Вас отпускают. — Лицо сержанта оставалось бесстрастным. И правда, кому-кому, а ему было совершенно все равно. — За вами пришли.
Она не поверила ушам, но не решилась переспросить, взяла узелок с жалкими пожитками и вышла в коридор. Навстречу ей спешил Макаров, вытирая пот со лба и по привычке стряхивая перхоть с плеч.
«Наверное, он не женат, — мелькнула в ее голове дурацкая мысль. — Жена бы за ним следила».
Петр Федорович, неловко помявшись, промямлил что-то вроде «приносим свои извинения» и вручил пропуск. Конвойный проводил Ларису до выхода, и она — у нее возникло такое ощущение — просочилась сквозь темноту к солнечным лучам, заливавшим площадку перед отделением, ища глазами Быстрова.
«Как он смог так быстро все провернуть? — юлой завертелось в голове. — Ведь я не давала согласия. Значит, все решил без меня… Да где же он?»
Лариса прищурилась, прикрывая глаза от солнца, мешавшего разглядеть несколько человек, толпившихся на площадке, и, к своему удивлению, увидела не Геннадия с чудо-адвокатом, а терминатора — полицейского Никитина. Майор, улыбаясь, направлялся к ней:
— Поздравляю с выходом на свободу!
Она не разделила его оптимизма:
— Вы-то что тут делаете? И как узнали обо мне?
Гигант взял ее под руку, осторожно, словно предмет голландского фарфора, и повел по дорожке, усаженной липами. Их цветы издавали тончайший аромат французских духов, и от свежего воздуха, напоенного запахами лета, у нее закружилась голова. Женщина покачнулась, и Никитин поддержал ее:
— Вам плохо? Давайте присядем.
Она не возражала, когда полицейский усадил ее на скамейку под раскидистыми каштанами, дававшими хорошую тень. Их стрелы — цветы, которые Стас называл бенгальскими огнями, уже осыпались, и на свет вылупились маленькие колючие шарики, напоминавшие «детки» кактусов.
— Не будем уходить далеко от отдела, — попросила Красовская.
— Почему же? — осведомился Сергей. — Вы кого-то ждете?
— Я жду Геннадия Быстрова, друга моего мужа, который помог мне отсюда выбраться, — заявила она претенциозно.
Никитин расхохотался и откинулся на спинку скамейки, сразу жалобно скрипнувшей:
— Так вот оно что! Тогда не торопитесь, выслушайте меня. Я готов ответить на все ваши вопросы. Вопрос первый: откуда я узнал, что вы здесь? Пардон, но вы обвинялись в убийстве в нашем городе, и не знать об этом полицейскому непозволительно. Вопрос второй: где человек, который вытащил вас из тюрьмы? Ответ: он перед вами. Ни о каком Быстрове я не слышал. За вашу свободу следует благодарить моих коллег, решивших мне пособить.
Красовская вскинула точеные, будто нарисованные брови:
— Это ерунда… Вы не могли меня вызволить.
— По-вашему — не мог, — кивнул «терминатор». — Но в тандеме с моими коллегами, как видите, получилось. Пришлось действовать быстро, потому что я знаю этого следователя. По сути, он не раскрыл ни одного дела. Почему его не уволят? Знаете, а иногда ему везет, и его тактика — на кого указал пальцем, тот и преступник, — срабатывает. Рассматривать другие версии не в его правилах, да это ему и не дано. Про себя мы зовем его Коломбо. Помните американского лейтенанта полиции? Тот мертвой хваткой цеплялся за того, кого считал преступником. Макаров тоже так делает, только по отношению к первому попавшемуся. — Он подмигнул. — С вами номер не сработал, несмотря на то, что те люди — ну, о которых я вам говорил, — пытались вас подставить.