Золотой лев

Второй день погони закончился, и личный раб Канюка по имени Джомо наливал ему в пересохший рот воду. Это было мгновение дня, которого Канюк жаждал больше всего на свете и в то же время ненавидел, потому что то, как он сосал металлический носик, как ребенок сосал сосок своей матери, только подчеркивало его беспомощность. Джомо знал это и привык к тому, что его хозяин был еще более резок и требователен, чем в другое время, когда он пытался восстановить свою власть. Поэтому сейчас было не самое подходящее время обращаться к нему с какой-либо просьбой. Однако двое носильщиков донимали его до тех пор, пока он не почувствовал, что у него нет иного выбора, кроме как говорить от их имени.

- Господин, - начал он, пользуясь тем, что Канюк не мог говорить, пока держал носик в отверстии рта. - Простите меня, но я тоже говорю от имени своих братьев. Мы хотим, чтобы ты знал, о великий, что теперь мы очень близки к тем женщинам, которых ты ищешь. Если мы продолжим идти еще немного, то очень скоро найдем их, даже в темноте.’

Канюк резко тряхнул головой, чтобы освободить рот. - Вы говорите, что можете их найти?’

- Да, господин.’

‘Значит, не “найдете их"?’

- Господин, невозможно быть уверенным в будущем. Такова воля Божья. Но это вполне вероятно.’

‘А может быть, утром их будет легче найти?’

- Да, господин.’

‘Тогда именно это мы и сделаем. Так что принеси мне поесть и перестань болтать надо мной, как черный бабуин.’

Джомо ушел, чтобы приготовить хозяину мягкую кашу, хотя и приправил ее порцией собственной мочи и соплей.

Однако через несколько часов он схватил Канюка за плечо и сильно встряхнул, чтобы разбудить его. Клюв повернулся, и на него уставилось ухмыляющееся, хмурое, страшное лицо.

Прежде чем он успел заговорить, Джомо сказал – «Хозяин! Мы должны идти сейчас же ... женщины!»

‘Что, черт возьми, ты имеешь в виду?- спросил Канюк.

- Слушай, хозяин ... слушай ночь!’

Поэтому Канюк замолчал. И он прислушался. А через мгновение он уже вскакивал на ноги и кричал - "Вставай! Вставай, мерзкая мразь!’ а потом он схватил свой меч и убежал в ночь, как будто на карту была поставлена сама его жизнь.

Так оно и было на самом деле.

Юдифь проснулась от дикого вопля и мычания. Две гиены, самые большие, каких она когда-либо видела, бегали взад и вперед по высокой траве перед тем местом, где лежали они с Энн, и их дикое возбуждение наполняло Юдифь ужасом.

Энн проснулась, увидела гиен и закричала «Уходите!» - Она отползла еще глубже в кусты, пытаясь спастись. - Убирайтесь прочь, дьяволы!’

Ее страх не только не отпугнул гиен, но еще больше взволновал их, заставив хихикать и улюлюкать.

Окоченевшая, дрожащая от холода и страха, Юдифь подползла поближе и заглянула в очаг. Пепел был еще теплым, поэтому она взяла палку и помешала его, но тлеющих угольков видно не было.

- Стреляй в них! - Взмолилась Энн. - Стреляй в одного, а другой убежит!’

Но без пламени, чтобы зажечь спичку, мушкет был бесполезен. И вообще, Юдифь думала, что знает, что означает этот нечестивый вопль, и если она права …

Опустившись на колени, она взяла маленький кожаный мешочек с кремнем и сталью и принялась теребить шнурок, чувствуя, как онемели от холода руки. Выскользнув, они упали на землю. Она взяла их в руки.

Зловоние этих тварей наполнило ее нос.

- Скорее! - сказала Энн.

Она сделала небольшую кучку трута из того, что осталось от птичьего гнезда. Она ударила кремнем по стали, и в воздух взлетело несколько искр. Но их было недостаточно, чтобы зажечь трут.

- Пожалуйста, Юдифь. Скорее!’

Большинство гиен были пугливы в присутствии людей. Юдифь знала, что это трусливые существа, особенно с полосатыми шкурами. Но эти двое с их серо-красной шерстью в темно-коричневых пятнах были смелыми ощетинившимися зверями. Один из них бросился к Энн, раскачивая своей большой головой вверх-вниз и смеясь.

Энн закричала, а существо захихикало, взвизгнуло и попятилось.

- О Боже! - воскликнула Энн. - О Боже, помоги нам ... пожалуйста!’

Ночь внезапно наполнилась дикой, безумной какофонией. Юдифь даже не подняла головы. В этом не было необходимости. Она знала, что первые двое звали остальных членов своего клана, призывая их присоединиться к бойне, и теперь звери окружили их, кружась в темноте, сверкая глазами и зубами.

Ее руки неудержимо дрожали, когда она высекала искры в трут.

‘Мы сейчас умрем’ - услышала она всхлип Энн.

Но вот, наконец, упала первая искра, и вспыхнуло крошечное пламя. Она подняла комок трута и обхватила его ладонями, мягко дуя, чтобы вдохнуть силу в нежный огонь внутри.

- Юдифь!’

Пламя вырвалось из старой травы, и гиены попятились от нее, крича и щебеча, внезапно насторожившись от огня, и Юдифь оглянулась, но не увидела Энн из-за двух дюжин или более сгорбленных животных, прыгающих и кружащихся вокруг нее. Рядом с пеплом лежала небольшая кучка хвороста, но чтобы разжечь еще один костер, потребуется слишком много времени. Да и растопка не будет гореть долго. Но у нее был мушкет.