Золотой лев

В личном форте Лобо Юдифь сдалась и согласилась надеть подвенечное платье, которое, судя по грязи, плесени и даже тому, что выглядело как кровавые пятна, размазанные по выцветшей шелковой ткани, служило уже несколько раз, но не так давно. Хотя ей было неприятно признавать это, логика Канюка была неоспорима. Пока она была рядом с правителем этого частного королевства, была надежда. Если она доведет себя до рабства, ее не будет.

Но затем она услышала взрывной треск, который сразу же распознала как выстрелы - несколько отдельных выстрелов, а затем, в ударах, которые неуклонно увеличивались в громкости, звук залпов, сопровождаемых растущим числом орудий. На мгновение ей пришло в голову, что она, вероятно, единственная невеста во всей Африке, способная с такой точностью расшифровывать случайные звуки битвы.

Но даже если невесты не могли понять, что происходит, Канюк мог это сделать. - Оставайся здесь, - сказал он. ‘Ради твоей же безопасности. Я собираюсь посмотреть, что происходит.’

И снова ей пришлось увидеть силу его аргументов. Кто бы ни победил, женщина в шелковом платье с глубоким вырезом будет изнасилована с такой безжалостной жадностью, что гиены, съевшие Энн, покажутся ей ручными.

***

Хэл указал вперед, и Аболи сразу понял, что он имеет в виду. Потому что по обе стороны подъемного моста, ведущего в загон носорога, возвышались каменные столбы ворот. А еще там была лебедка, которая наматывала веревку, поднимавшую подъемный мост вверх и вниз. Хэл бросился к нему и начал рубить веревку, в то время как Аболи и Амадода образовали вокруг него защитную стену.

Хэл прекрасно понимал, что щиты из шкур животных не смогут защитить от мушкетных выстрелов, но повторяющееся сочетание проливного дождя и палящего солнца, казалось, сплавило и укрепило волокна веревки, и перерезать ее было делом самого дьявола. Снова и снова он опускал лезвие панги на веревку. Не далее чем в двадцати ярдах от них надзиратели перезаряжали мушкеты, из которых уже стреляли.

Откусываем концы от своих патронов.

Давай!

Высыпаем порошок в грунтовочный поддон.

Режь, черт бы тебя побрал!

Забиваем патроны в стволы.

Почти готово!

Поднимаем орудия в боевое положение.

Да!

С оглушительным грохотом, почти таким же громким, как выстрелы, деревянный подъемный мост рухнул на землю ограды, и Амадода прорвала строй и побежала по нему в темноту, к поджидающему носорогу.

Позади раздался треск отдельных мушкетных выстрелов, но ни один из них не попал в цель.

Однако они служили одной цели - разбудить носорога.

Хэл и Аболи едва не налетели на него, когда он вынырнул из темноты.

У носорога очень плохое зрение. Однако его слух и обоняние чрезвычайно остры. Поэтому он так же опасен ночью, как и днем, поскольку его самые сильные чувства одинаково хорошо работают в обоих случаях. И независимо от времени суток, носорог - это одинаково проклятый, вспыльчивый, злой зверь.

Возможно, он не видел, как Аболи размахивал мечом, но наверняка слышал, как он кричал на него на языке лесов, и, возможно, понял, что это был за вызов, потому что он вскинул голову, отвечая на вызов Аболи своим великолепным рогом, который был почти пять футов длиной, и бросился прямо на него. Аболи в последний момент отпрыгнул в сторону, перекатился по грязи и снова вскочил на ноги, гибкий, как пантера. Огромный зверь переломал бы все кости в теле Хэла, если бы тот не бросился в сторону, растянувшись в грязи, когда носорог пронесся мимо, а ноздри Хэла наполнились его затхлой вонью.

Носорог рванулся по обожженной грязной земле невероятно быстро для своих размеров и продолжал идти мимо разбегающейся Амадоды к подъемному мосту, где первый из преследователей забежал в загон. Теперь, слишком поздно, они поняли, что на них надвигается гибель, и повернулись, чтобы попытаться отступить, но напор людей позади них сделал невозможным побег.

Топот ног носорога по доскам подъемного моста звучал в ушах людей Лобо как звук самой судьбы. Самец опустил рог и пронзил копьем одного молодого человека прямо в живот, пронзив его насквозь. Носорог остановился, словно сбитый с толку тяжестью, которую он нес на своей голове. Он фыркал и хрюкал, вращаясь вокруг своего окровавленного рога, торчащего на три фута из спины юноши. Он опустил голову вниз, в отчаянии колотя ею по земле и раскачиваясь из стороны в сторону, но, как бы он ни старался, носорог не мог убрать оскорбительный предмет.

Один из людей Лобо закричал –«Сейчас!» - и дюжина копий пронеслась сквозь мрак, каждая из них попала в зверя, и каждая из них отскочила от его похожей на доспехи шкуры, служа только для того, чтобы разбудить его и заставить снова двигаться, вспахивая линию плоти, костей и золота, убивая и калеча, втоптывая тела в землю, подбрасывая людей в воздух, как бык подбрасывает собак на приманку.

Мушкеты снова выстрелили, но и они ничего не сделали с носорогом, а только подстегнули его к еще большей ярости, и внезапно он с бешенством понесся к хижинам стражников и частоколу рабов, разбрасывая и топча людей на своем пути.