Золотой Лис

Стась оглянулся. Мать и отец виновато отвели глаза. Стась презрительно сплюнул, как взрослый мужик, и пошёл впереди Барэка.

Весь Снеготай просидел колдун в доме покойного Бобыля на краю деревни. Весь Снеготай виновато отводили райнэ глаза, встречаясь на улице с его родителями, и осеняли себя серпом, нечаянно глянув на стоящий на краю деревни дом. И выл ночами Серко на привязи во дворе Стаськиных родителей. Не раз, не два приходил староста к дому Бобыля, пытался с колдуном поговорить, объяснить что-то. Да вот только не хотел ни с кем говорить озлобившийся Стась. Только орал из-за двери злобно и матерно, и мальчишеский ломающийся голос срывался на слёзы. А попробовал Барэк зайти, так Стась в него поленом кинул. Чудом в лоб не попал. И ушёл староста Барэк ни с чем. Уж чем там внутри колдун целый месяц занимался — неизвестно, а только он и не выходил почти. Даже когда еду приносили, не вышел ни разу, только орал, чтобы на крыльцо поставили, да шли подальше, к такой и переэтакой матери.

А потом настал Синец, и колдун ушёл. И вместе с ним ушёл огонь. На следующее утро ни в одной печи невозможно было разжечь огня, ни огнивом, ни трутом, ни безумно редкими и дорогими спичками. Проклял! Обиделся и проклял! На Барэка орали всей деревней — а толку? Тепла в домах от этого не прибавилось, и еда не сварилась. И скотина голодная ревёт: коровкам пойла тёплого без огня не снарядишь, и свинке хряпу не запаришь. А Барэк только и сказал, что, мол, и хорошо, что только этим обошлось. Неизвестно, что бы колдун ещё натворил, если бы остался. Но, если хотят, пусть догонят, да попросят проклятие снять — вдруг сжалится. Только он, Барэк, не пойдёт, потому что поговорить со Стасем весь Снеготай пытался, и без толку это. Потому что Стась, может, и не злобный, но глупый, а это ещё хуже. Вырастет — поумнеет, конечно, но пока дурак-дураком. И что он ещё может выкинуть — никому неизвестно. Вот как начнёт куражиться, силой хвастаться — и что тогда? Все и заткнулись — задумались, и крепко. Погоню, всё же, снарядили: трое деревенских охотников взяли своих собак, и Серко прихватили, а то он всю ночь выл, да с привязи рвался. Небось, быстро хозяина отыщет, а по его следам и они с собаками пройдут. Побежали, так и не решив, что делать, когда догонят: прощения жалобно просить или убить сразу? Решили, что подумают, как догонят. Не догнали. По дороге колдун не пошёл, пошёл лесом. Серко убежал вперёд сразу, как погоня в лес вошла, и не дозвались уж его. Сначала-то собаки след брали, а потом к завалу старому вышли, тут и назад пришлось повернуть. В завал-то с собаками не сунешься, а обходить его — не один день надобен, да и след с той стороны искать — неизвестно, сколько времени займёт. Завал-то здоровенный, прошла тогда буря страшная, в Коровках пять домов без крыш осталось, сады поломало, а здесь — как наступил на лес великан какой. Порастащили, конечно — на дрова, да и строевого леса немало наковыряли — но с краю, где-то с четверть раздёргали. Уж больно велик завал оказался, а с севера ещё и болото непроходимое, всё обходить — дня полтора-два, не меньше. А в лесу без огня на ночь оставаться не хочется. Домой к погасшим печам возвращаться было страшно, но пришлось. По дороге раздумались. И не упомнить, кто первым сказал: может не все, может, кто-то один проклят, а через него на всех ложится? А как понять? А собрать всех на улице у околицы, да выгонять из деревни по очереди. Если огонь не зажжётся — обратно возвращать, не он, значит, виноват. С тем и пришли. Так и сделали. И никто, в общем-то, не удивился, когда человеком этим оказался деревенский староста Барэк. Как только собрались все, да стали рядить, кому первому за околицу идти, Барэк сам встал, да и вышел. И даже мешок собран уже был у него, будто заранее готовился. И тут же полетели от огнива искры, запылал пук соломы, повалил дым, заорали все радостно. Только Барэк не заорал — а, собственно, чего ему радоваться-то? Поклонился в пояс, да пошёл. Дина-старостиха, жена его, заголосила жалобно, вслед бросилась, на рукаве повисла. Долго они там разговаривали, потом вместе куда-то ушли. Дина только к вечеру вернулась. Оказалось, сделали Барэк с сыновьями за Снеготай хибару для него в лесу неподалёку. Не сруб, так — сарай, хоть и с полом. Но с печкой. А зачем печка, если огня не разжечь? Непонятно. Как он там жить будет? А как сможет, так и будет. Плохо, конечно, кто же говорит, что хорошо? Еды-то Дина да дети принесут, но, уж если остыло — не согреешь. Вот так и будет.