Золотой лук. Книга I. Если герой приходит

С Филомелой я уже был три раза. Кто такая Филомела? Мамина новая служанка. Чернявая, носик острый. Сама худенькая, талию ладонями обхватишь. Зато грудь, понимаете ли… Я и не знал, что так бывает. Обычно, если грудь, так и все остальное. Ладно, не отвлекаюсь. Верю вашему опыту. Значит, Филомела. Старше меня на три года, а взрослей раз в десять. Мне шестнадцать, а ей прямо сто шестьдесят. Не на вид, конечно, это если по опыту. Столько всего знает… Наставник Поликрат в оружии разбирался хуже, чем Филомела в парнях вроде меня. Первый раз, когда я с ней лег на берегу, я и не понимал, что делаю, как делаю, куда, зачем. Думал, двигаться не надо. Думал, если стонут, значит, больно. И этого не надо, которое. Ну, вы знаете, о чем я. Я и сейчас не слишком-то понимаю, но уже лучше.

Филомела хвалит, показывает.

Алкимен когда узнал, смеялся. Сказал: «Своих господ все служанки хвалят. А рабыни так вообще в восторге. Можешь не утомляться, красавчик! Она все равно скажет, что ты бык Посейдона!» Мы с ним чуть не подрались. Он убежал, а убегая, продолжал смеяться. Вопил: «Бык! Бычок! Му-у-у!» Я бы погнался за ним, честное слово, да меня держали.

Поди вырвись, если наставник Поликрат… Может, вырвусь, когда он состарится, только он что-то не старится.

Ну да, Филомела. Первый раз на берегу, под звездами. Второй раз она не захотела. В смысле, на берегу не захотела. Песок ей натирает, галька впивается. Я прикусил гордость зубами, пошел к Алкимену. Спрашиваю: «Где?» Он старший, он разбирается. Алкимен отмахнулся: «Где угодно, хоть в главном зале! Кому вы нужны? Опять же, подскажут, если что…» И снова убежал, на всякий случай.

Нет, он прав. Никто не стесняется. Где легли, там и ложе. Если каждому отдельные покои дарить, никаких покоев не хватит. Дом придется возводить — до небес! Я Алкимена то тут заставал, то там, и всегда с новой. После пиров чаще обычного. Он, кстати, звал. Два быка, мол, не один бык. Житейская мудрость! И еще: «Братья последним поделятся!» И эти, которые с Алкименом, тоже, случалось, звали. Мол, они последние, согласны делиться.

Я отворачивался, спешил мимо.

Не хочу так с Филомелой. Есть возле конюшни пристройка, там старую упряжь собирают, для починки. Позвал ее туда. Покрывал натащил — кучу малу! Бурдюк с вином. Лепешки, сыр. Она голодная после этого, сама мне говорила. Думал, откажется. В пристройке старой кожей воняет, девушки носы морщат. Нет, согласилась. Хорошо все получилось, просто отлично!

По третьему разу я ее в свою каморку зазвал. Я сплю один — Пирен умер, Делиад умер, Алкимен ночует рядом с папиными покоями. Места у меня немного, но если у папы гости — купцы там, советники, правители окрестных земель — так их сыновей ко мне отправляют на ночлег. Гостей в тот день не было, никого не прислали. А я все равно беспокоился: вдруг пришлют? Вот сейчас войдет кто-нибудь, расхохочется. Скажет: «Два быка — не один бык!» Я же со стыда сгорю! А если Филомела возьмет и согласится? Вдруг нас и правда не за заслуги хвалят, а за высокое родство?

Два быка…

Да, я помню. Про утопление. Уже скоро.

Я просил Филомелу не болтать про нас. Она согласилась. Сказала, что не болтушка. Ее и назвали-то в честь Филомелы из Давлиды, знатной красавицы, которой насильник Терей вырезал язык. Спросила: хочу ли я тоже вырезать ей язык? Она не против, если сперва насилие. Я не захотел. Знаете, какой у нее язык? Она мне с языком больше нравится. Тогда она сказала, что и так все про нас знают. Что у меня на лице написано, как на глиняной табличке. Болтай, не болтай — любой прочитает, даже неграмотный.

Все знают, сказала, и никому не интересно.

Я успокоился. Но в каморку больше не звал. Очень я беспокойный в каморке, все оглядываюсь через плечо. Лучше туда, где упряжь. Она пожала плечами: все равно, мол. Можно и туда. Главное, вина захвати. И чаши — неохота из ладоней пить, как тогда.

Вот теперь вам известно, куда я шел на ночь глядя, рассчитывая на четвертый раз. Я шел, а тут — радуга. Представляете?

Ага, ночью. Опять ночью, как у источника три года назад.

2 Я дурак и скотина

Я бы радугу и не заметил.

Все мои мысли были заняты Филомелой, тут не до радуг. Случайно вышло: засвербело в носу, я чихнул. Когда чихаешь, так бывает — сперва резко кивнешь, будто согласился на что-то, а потом голова сама назад запрокидывается. У вас не бывает? Ну, значит, это только у меня.

Запрокинулась голова, вижу: радуга. Огнистая, с хвостом и гривой. Яркая-то какая! Луна рядом с ней — бледная простушка. Звезды, те вообще погасли. И сразу дурацкие мысли лезут: если радуга, значит, меня убивают. Огляделся: нет, не убивают. Стою во дворе, в одной руке бурдюк, в другой пара чаш: дорогих, оловянных. Не бурдюк же меня убивает, в самом деле?

Но радуга…

Может, меня Филомела убьет? Залюбит до смерти?!

Нет, чепуха. Вот когда до смерти, тогда и радуга, в самый последний момент. Раз, и вместо меня — великан. То-то Филомеле достанется! Пожалеет, что смерти моей желала!