Золотой лук. Книга II. Всё бывает

Гермий осекся. Едва удержался, чтобы не зажать себе рот ладонями. Поделиться с Афиной известиями о Хрисаоре Золотом Луке? Великане, подменявшем жеребенка в смертельных опасностях? Нет, этого лукавый бог не хотел. Во всяком случае, сейчас.

Знание — оружие. Негоже расшвыриваться им попусту.

— Пегас тоже оставил парня в живых, — сменил он тему. — Помнишь? В первый раз, у источника. Пегас одного племени с Гидрой, Орфом, Химерой. Во всяком случае, сейчас, пока он не прибился на нашу сторону. Тебе ли этого не знать?

Было трудно удержаться и не вернуть Афине ее же подковырку. Отдав дань своей язвительной природе, Гермий сразу пожалел об этом. Сестра не из тех, кто покорно сносит насмешки. Если только кричать и язвить, мудрость превращается в твердолобость, а военная стратегия — в желание рвать и метать.

Вон, пальцы побелели. Как бы не метнула копье…

— Он поймает мне Пегаса, — прохрипела Афина. — Твоя хваленая хитрость мешает тебе ясно видеть то, что открыто для холодного разума. Ты придаешь этой козявке слишком много значения. Беллерофонт для меня всего лишь средство достижения цели. Орудие, такое же, как золотая уздечка. Откуда возьмется опасность в жалком смертном?!

— Такое же, как уздечка?!

Нет, Гермий не выдержал. Благие намерения пошли прахом. Природа сына Зевса требовала жалить, как природа змеи или шмеля. Кто способен совладать со своей природой? Только не боги.

— Ты забыла, из каких цепей выкована твоя уздечка! Какими бедами эти цепи наградили Зевса, Геру, Таната?! Дед смертного ничтожества нашел для обрывка цепи отличное применение: держать бога смерти в подвале, вместе с колбасой и горшками меда! Теперь ты дала тот же металл в руки внуку. Ты уверена, что он воспользуется уздечкой так, как ты замыслила?

Афина молчала. Копье тряслось в руке богини, словно в руке глубокой старухи. Гермий знал: это не старость, это гнев. Бешеная ярость той, что родилась во всеоружии. Богини, не терпящей возражений, ибо она есть стратегия; глухой к поучениям, ибо она есть мудрость.

Впрочем, остановиться он уже не мог.

— Ты рассказала мне про уздечку. Открыла, из чего сковал ее Гефест. Будь ты в своем уме, ты не призналась бы мне в этом. Где твоя хваленая мудрость? В плену у гордости. Ты нуждалась в похвальбе, даже если всех твоих достижений — мастерство Гефеста и смутная возможность достичь цели. Вся эта погоня, поражение за поражением… Они выели тебя изнутри, как древоточцы. Богиня? Гнилой ясень, ты вот-вот рухнешь.

— Замолчи! Закрой свой поганый рот!

— Парня близко нельзя подпускать к таким, как Пегас. Не будь ты помешана на желании укротить этого крылатого мерзавца, ты бы поняла это раньше меня. Чудовища проявляют к нему странный, опасный интерес. Однажды парень признался мне, что был табуном. «Табун был я, — сказал он. — Я был табун. Я жаждал мести». И замолчал: ему не хватало слов. Зато нам с тобой хватает, правда? Разве смертный способен говорить о табуне, горе, храме: «Это я!»?

— Мальчишка смертен. В том нет сомнений. Ты бессмертен, но и бессмертные гибнут в сражении. Не забывай об этом, Пустышка!

Случись эта встреча в храме, посвященном сестре или брату, в любой ипостаси, какую ни возьми — храм давно взорвался бы, изошел обломками и прахом от беспощадной схватки двух олимпийцев. Храм, часть бога, как сердце или мозг — часть человека, потребовал бы явить силу, и бог не сумел бы отказать, удержаться от боя.

По счастью, Гермий нашел Афину в Аргосе, в храме Кефиса — божества реки, иссушенной Посейдоном за неправедный, по мнению Колебателя Земли, суд. Поговаривали, что воды Кефиса до сих пор текут глубоко под землей, жалуясь на обиду, но Афину влекла сюда не возможность насладиться плачем реки. Богиня частенько навещала храм несчастного Кефиса, потому что здесь хранилась голова Медузы Горгоны, той, кого Афина удостоила своей сокрушительной ненависти.

Голова по просьбе, верней, приказу Афины была выточена циклопом-резчиком из лучшего мрамора, доставленного в Аргос с Тринакрии. Свойствами обращать живое в камень эта голова не обладала, зато у нее имелось иное, не менее превосходное качество — глядя на мраморную Медузу, Афина укрощала свои чувства, каменила их, возвращала ясность мыслям и вспоминала, что нет войны без побед, но нет и войны без поражений.

Неподалеку от облюбованного Афиной храма полумертвого божка, за городской площадью был насыпан земляной холм. Каждый аргосец знал, что здесь, под толщей грунта, хранится настоящая голова Медузы, добытая великим Персеем. Люди часто собирались у холма, устраивая празднества. Афина не ходила к холму никогда. В отличие от смертных, богиня знала, что голова в холме имеет с Медузой не больше общего, чем мраморная голова в храме Кефиса. Пляшите, аргосцы! Пляшите, листья древесные, чья судьба — сгнить в могиле или сгореть в пламени костра!

Говорят же вам: нет войны без побед, но нет и войны без поражений.

Если что-то и удерживало Афину, мешая кинуться на Гермия, так это военная стратегия. Составляя бо́льшую часть природы богини, она не до конца утонула в слепом бешенстве.