Золотой миллиард [СИ]

Сверху Сира была похожа на разноцветный шарик, вокруг которого вращались три поменьше. Самый большой шарик мягко приблизился, пятна оказались густыми зарослями, и спускаясь за мужем по трапу космического корабля, я подумала, что попала в сказку.

Открытую сверху коробку стеклянного здания со всех сторон окружала буйная, незнакомая мне растительность. Огромные цветы с неожиданно нежными лепестками. Овивавшие вековые деревья лианы. Стайки небольших птичек, своей изящностью более похожих на бабочек. И зеленовато-желтое солнечное марево между деревьями.

— Идем! — опустил меня на землю муж. Обернувшись, я увидела на его лице гримасу отвращения. — Какое убожество. На этой планете нет ни одной, представь себе, ни одной нормальной лаборатории. Все, что имеется, настолько устарело, что даже думать не хочется.

Я лишь пожала плечами, мне здесь начинало нравиться.

Сира оказалась огромным зоологическим садом. Рай для туристов. Множество экзотических животных, изящные или, напротив, пугающие растения, подобных которым я больше нигде не видела, искусственные, но так похожие на настоящие водопады, озера, реки. Между ними — небольшие рынки с лекарственными травами. Великолепие нетронутой природы, поделенное на сектора. В каждом секторе — частичка своей планеты, своего мира.

Здесь Сташек забыл на время о своей подозрительности и разрешил мне выходить из дома. Даже купил для меня серебристый гравицикл, оплатил курс по вождению и на время ослабил поводок.

Каждое утро, когда муж выходил на работу, я влезала в облегающий комбинезон, садилась на своего изящного „летуна“ и сматывалась на природу. Особенно любила, конечно, сектор под названием „Земля“, разбитый на несколько участков. В одном из них — влажные тропики, где я бывала нечасто. Гораздо охотнее я проводила время под молодыми березками, в компании папоротников и каждое утро созревавшей малины. Туристы сюда заглядывали крайне редко, а животные, включая симпатичного бурого мишку Синика и матерого волчару Журка, были приветливыми и дружелюбными.

Участки разделяли силовые поля, пересечь которые можно было в строго определенных точках. Муж рассказывал, что сделано это как для сохранения микроклимата на каждом участке, так и для того, чтобы семена чужеродных растений не перебрались в соседний сектор. Еще он долго и нудно говорил что-то о ДНК, о биополе, о специальной регистрации, которую проходит каждый, кто прибывает на планету, но понимала я из этого немногое. Да, сказать по правде, и не хотела понимать.

С едой тут тоже было гораздо лучше. На мое счастье, землян на планете работало достаточно много, и в специально отделенном для них секторе имелись так похожие на земные сады и грядки. Собрав первый урожай клубники, я была очень даже счастлива. Заодно и друзей среди местных землян у меня появилось немало. Сташек, правда, морщился, но против новых знакомств не возражал. Он все так же прятал свою татуировку под высокими воротниками и больше ни слова не говорил об „элите“ и „избранных“. Странная, тихая планета нравилась мне все больше.

Мой муж отвечал за поставку и распределение по секторам новых растений, но, видимо, такая работа ему показалась скучной.

Впервые я начала беспокоиться, когда в нашей маленькой квартирке, ютившейся в большом, похожем на улей, здании 125 жилого сектора 43, один из углов был отведен ширмой под „минилабораторию“. Заходить мне туда категорически запрещалось, но разве я могла выдержать?

Ничего интересного я там, сказать по правде, не обнаружила, только несколько вазончиков с бурыми, неказистыми на вид растениями, которые я сразу же окрестила „лопухами“. Ну хочет себе муж лопухи выращивать, так бога ради. Чем бы дитя не тешилось, абы не вешалось. Знала бы я тогда…

Лопухи себе росли, я привыкала к планете, муж привыкал к работе и казался собой очень довольным. И все было бы хорошо… до того проклятого утра, когда он мне заявил:

— Сегодня у меня особый день.

Моя рука застыла над вазой с подаренными друзьями персиками.

— А именно?

— Пойду показывать начальству алькандию.

Видимо, в глазах моих отразилось столь явное непонимание, что даже мой чокнутый муженек осознал — я понятия не имею, что это за „алькандия“ и с чем ее едят.

— Вот! — с довольной рожей он поставил на обеденный стол тот самый вазон с фиолетовым убожеством. — Смотри! Неизвестный до сих пор науке вид.

Муж поднес к вазону веточку какого-то растения с белыми листиками, красиво украшенными ярко-красными прожилками. Бурое растеньице вдруг тряхнуло стеблем, будто узнавая старого знакомого, и начало стремительно светлеть. Листья истощались, становились более хрупкими, почти прозрачными, превращаясь в красивую и живую копию той ветки, что держал в руках мой муж.

— Растение-хамелеон, — с гордостью сказал Сташек. — В отличие от оригинала, неприхотливое и очень живучее.

Начальство растеньицу обрадовалось, но приказало его пока в зоологический сад не высаживать, а подержать некоторое время в „изоляторе“ и понаблюдать.