Как предполагал сам Розанов, его перевод на тыловую работу стал следствием недоверия к нему со стороны офицерского корпуса, не забывшего о том, что в 1918 году он послужил в Красной Армии. И лишь затем перебежал к Колчаку.
«Перебещика» уволили из армии в отпуск «по болезни» и только в конце 1918 года зачислили в резерв чинов при штабе Омского военного округа. Но уже в марте следующего года реабилитированный Розанов получил назначение генерал-губернатором Енисейской губернии и особо уполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия в этой же административной единице. А в январе 1920 года стал главным начальником Приамурского края.
Руководитель агентурно-оперативного отдела контрразведки кратко доложил содержание своего разговора с «подкрышником», поручиком Алтуниным. Заметив при этом, что подобная информация поступает из различных источников и в настоящее время усиленно перепроверяется по негласным каналам. Генерал задумался, затем произнёс:
— А что вы, Эдуард Николаевич, сами думаете о причинах интереса японцев к местам хранения золотого запаса?
— Пока однозначного мнения у меня тоже нет, — ответил полковник. — Могу только предполагать. Наши последние неудачи на фронте беспокоят японцев, и они опасаются, что эти активы попадут в руки большевиков. Да и ситуация у нас в тылу, с учётом размаха бандитизма, также может выйти из-под контроля.
Есть и другая версия…
Может так статься, что самураи, в преддверии возможного военного поражения Сибирской армии, стремятся передислоцировать воинские части своего Экспедиционного корпуса в районы, где находится золотой запас. При неблагоприятном развитии обстановки это позволит им осуществить изъятие золота и его переправку в более безопасные места. Однако это только мои предположения, — заключил Блонкис.
Генерал встал из-за стола, прошёлся по кабинету и остановился напротив полковника.
— Ваши версии заслуживают внимания. Но прошу учитывать то обстоятельство, что в настоящее время мы практически подготовили соглашение с японцами о предоставлении нам кредита под золотой залог, — проинформировал Розанов. — И это российское золото в ближайшие недели будет отправлено в Японию на кораблях русского Добровольного флота в порт Цуруга, в сопровождении японского военно-морского охранения.
Наш военный агент в Токио, генерал-майор Подтягин, стремился открыть японский кредит без передачи золотого залога. К сожалению, сделать это ему не удалось. Партнёры не хотят восстановления и открытия новой кредитной линии в зачёт военно-кредитного соглашения 1914 года. Хотя по этой договорённости мы ещё не полностью использовали заёмные средства. И в Токио также ранее были переданы под него залоговые средства.
Генерал вновь стал прохаживаться по кабинету.
— К чему я это вам, полковник, так подробно рассказываю? Как мне представляется, версия о том, что японцы стремятся взять под контроль места хранения золота, имеет, по-видимому, некоторые основания. Вместе с тем следует учитывать, что они получали и получат залоговое обеспечение золотом ещё в соответствии с официальными соглашениями.
Здесь причина может быть иной. В ней следует самым тщательным образом разобраться. Прошу вас для этого задействовать оперативные возможности. И проинформировать о непонятном для нас интересе японцев к золоту, принимаемых контрмерах вашего прямого начальника — главу военной контрразведки адмирала Колчака генерал-майора Рябикова.
Я, со своей стороны, доложу о нашем разговоре Верховному…
Кроме указанного, поручу генерал-лейтенанту Сурину, послезавтра выезжающему в Токио для приёмки закупленного военного имущества, конфиденциально переговорить по данному вопросу с нашим послом Крупенским и военным агентом Подтягиным.
Если у вас появятся новые версии или же первичные результаты расследования сигнала, будьте любезны незамедлительно мне доложить, — подвёл итог беседе Розанов.
Проводив прищуренным и настороженным взглядом в спину уходящего из кабинета Блонкиса, генерал задумался.