Золотой обруч

Неоромантизм «Ноор-Ээсти», одним из сторонников которого некоторое время был сам Туглас, в его собственных сочинениях дает трещину. «Декадентство» Тугласа оказалось таким же непоследовательным, как и его философское миросозерцание.

Две новеллы писателя, помещенные в нашем сборнике, хорошо подтверждают сказанное.

«Попи и Ухуу» — пожалуй, одна из самых блистательных по психологической тонкости и мастерству новелл Тугласа — была написана в эмиграции в 1914 году. Ее герои — собака Попи и обезьяна Ухуу, однако читатель без труда понимает, что речь в ней идет о человеческих страстях и переживаниях. Бессмысленно пересказывать такую тонкую прозу, просто хотелось бы обратить внимание читателя на то, как точно и впечатляюще писатель показывает эволюцию «сознания» Попи, потерявшей Хозяина — человека, что для нее равносильно смерти, и обретающей новую, тоскливую привязанность к ненавистному, но очень сильному врагу — обезьяне. Рассказ кончается гибелью обоих: и раб и хозяин одинаково обречены в этом мире. Мрачный колорит произведения, приглушенно звучащий мотив обреченности — все это в духе символической моды. Однако психологическая глубина, отбор и точность деталей, сама природа конфликта, лежащего в основе рассказа, — все это от жизни, от ее драматизма.

Еще более решительно врывается жизнь в другую новеллу писателя — «Золотой обруч» (1916), притчу о человеке, который напрасно прожил жизнь.

Аптекарь Юргенс, немолодой иммигрант, понял, «что нужно для его спокойствия. У человека имеются обязанности, а исполнение обязанностей приносит деньги. Все, что сверх этого, — пустое».

«Сверх этого» — любовь к близким, родина, неосуществленные мечты детства — целый мир, который Юргенс предал и вычеркнул из своего сердца.

Это предательство приводит героя к нравственной катастрофе.

Узнав о болезни матери, Юргенс спешит в родной город. Он застает покинутый, запущенный дом, в котором вырос, материнскую могилу, записку от уехавшей навсегда сестры.

Юргенс вернулся слишком поздно. В пустом, заброшенном доме к нему приходят призраки детства, разрушающие его представления о смысле и цели собственного существования.

В тяжелом бреду Юргенс видит себя ребенком, он играет с сестрой в саду и слышит звенящий мелодичный звук. «Они выбежали на улицу, но увидели только, как что-то светлое сверкнуло на солнце: большой золотой обруч, подпрыгивая, катился по камням…

Дети молча побежали за ним…»

Юргенсу не догнать золотой обруч детства.

«Ему кажется, будто вся жизнь его катится вперед вместе с этим звенящим обручем», счастливая, честная жизнь, которая могла быть, но которой никогда не будет.

«Он прожил жизнь лишь для одного себя, а это равносильно тому, что он вообще не жил». Такова трагедия и нищета мещанского индивидуализма.

В начале 1917 года Туглас в Петрограде. На события Февральской революции он откликается аллегорической новеллой «Мираж» — в духе своих ранних романтических сочинений. Действие переносится на далекий южный остров, где жители восстают против поработителей. Колорит произведения несколько изыскан и холодноват (это впечатление усиливается тем, что писатель наделяет героев греческими, античными именами — Клеон, Корас, Никиас), ей явно не хватает теплоты чувства и социальной конкретности, присущих произведениям Тугласа периода первой российской революции. Гораздо интересней, на наш взгляд, другая аллегория писателя, созданная им два года спустя и не имеющая прямых аналогий с революционными мотивами. Мы имеем в виду «Морскую деву» — причудливую, чувственную фантазию о русалке и уроде Курдисе, тоже родившемся на дне океана, которые не принимают жестоких законов земли и возвращаются к своим истокам — в морские глубины, символизирующие свободный и праведный мир. В этой сказке живет истинная поэзия, обаяние которой обязательно почувствует и оценит чуткий читатель.

Отсвет кровавых событий первой мировой войны ложится на трагическую новеллу «Тень человека» (1919). Поистине беспощадным воображением нужно обладать, чтобы представить себе ситуацию, возникающую в новелле: великая, всепоглощающая любовь матери по жестокой прихоти судьбы обращается на убийцу ее сына. Откровенно символический, притчеобразный строй рассказа не заглушает его антивоенного звучания; писатель резко протестует против массового убийства, каким явилась мировая война.