Золотой обруч

— Хозяюшке Тару поклон! Чего же мне заходить, золотко? Может, ваша семья за стол села, еще помешаю. Скажу тебе тут словечко-другое, да и пойду. Вечер как-никак, пора домой поторапливаться… Скажи ты, ужинать сели?.. Куда ж ты меня, в заднюю комнату? Тут у вас так чисто, так красиво, не знаешь, где встать, где сесть. А картинки-то какие по стенам: все цари да генералы, медали на груди так и сверкают. Ну и одеяло на кровати, страсть до чего красивое, одних полос сколько! Не иначе как это самого Марта кровать… Ну да, он ведь у нас в женихах ходит, ему знатную постель надо, это уж само собой… Ох ты, господи боже, до чего ж я уходилась! Самое милое дело — посидеть да дух перевести… Да-да, тебе тоже работы да хлопот хватает. Зато и отказа ни в чем нету. Только и осталось, что забивать, свежевать да потрошить. Весной в грязи поплясали, зато осенью губы в сале. О-хо-хо-хо, так оно в точности и есть, сестрица. Конечно, всех дел на свете не переделаешь. Опять же и на чужую долю надо что-то оставить… Что, говоришь, нового в деревне? Да ничего такого. Только вот говорят, будто выйзиковская девка от рук отбилась. Даже в церковь взять совестятся или еще куда. Вот до чего дошло!.. Ну да, и я про то. А давно ли старуха Вийу мораль всем читала? И тех пробирала, и этих. А теперь у нее у самой дочка получила, чего хотела. В самый раз получила, ничего не скажешь!.. Золотые твои слова: в чужом глазу соломинку примечала, а в своем бревна не видела. Вот и я про то… О-хо-хо, да-а-а-а, и подумать-то стыдно… Только не все люди на свете так живут. Не перевелись еще такие, которые стыд помнят. И супружескую честь блюдут, и дочерей строго держат. Надо лишь поглядывать в оба, а то неизвестно, какая достанется… Ну да, это дело самого Марта, в точности мои слова… А чего ж не найти, долго ли, когда бегаешь день-деньской да видишь всякое… Ишь как тебя забрало сразу. Нет уж, потерпи, потерпи, хорошего моментом не получишь… Почему не быть — есть. Все знает да везде поспевает, хоть за помещика отдать и то впору. А уж приданого — на двадцати подводах не увезешь!.. Нет, уж потерпи, я сама не вдруг выискала. Набегалась — хвост трубой и язык набок. О-хо-хо! Сегодня и то чуть не полволости обежала. И все из-за Марта. Так уморилась, так устала, что и рта не раскрыть. С самого утра ни крошки не проглотила. В животе бедном знай бурлит… Ох, золотко, да я не для того сказала. Я это к тому, что для других все готова сделать… Глядите-ка, целую миску супчику ставит!.. Ну, зачем вы из-за меня? Много ли мне надо! Только так, для видимости, лишь бы утробу обмануть. Отведаешь — и все, аппетиту уж и нету… Уф-уф, ну и варево, прямо огонь! Прямо всю жаром прохватило, ух ты!.. Чего ты сказала? Мол, это дело самого Марта? А чье же, хи-хи, еще? Уф-уф-уф!.. Когда всюду бываешь, да с той, с другой словцом перекинешься, тогда кое в чем разбираешься… Да уж на ком еще, как не на кяннувской Альвийне! Ну да, на Аль-вий-не… Чего говоришь? Не подходит? И не глядела бы? Та же, говоришь, беда, что и у покойной? До парней больно охоча? Чудеса-то какие! Мухи-то, черти, какие неотвязные! Не иначе как перед дождем. Я еще утром своему старику сказала: «Запомни мои слова — быть дождю, непременно быть!» …Ах, вот оно что! Никоим образом!.. Так я разве уговариваю? Господи, мне-то что? Просто подвернулось на язык — и все. Встретилась случаем с кяннувской хозяйкой, а та принялась меня улещать: мол, Лийзуке, миленькая, помогла бы Альвийне за Марта выйти! Я сперва ни в какую — мне то, мол, что? Пускай, дескать, сам разбирается, кого брать в жены, кого нет. Только она и слушать не хотела!.. Вот-вот! Я тебе скажу по секрету, — ладно уж, подложи еще чуточку, — эти кяннувские мало чего стоят. Не дай бог с ними породниться — наголодаешься… Вот и я говорю, и я говорю. Верные слова, у них ни барин, ни бедняк щепоткой соли не разживется. Мой старик так и говорит: «Держись от таких людей подальше!» Другое дело у вас, на Тару: только войдешь в дом — сразу слышишь: «Не хочешь ли поесть, Лийзуке? Возьми супчику, возьми мясца, всего, чего твоя душа желает. Как-нибудь не обеднеем!» Гляди-ка, и говядину на стол ставят! Да разве я к тому? Просто так, к слову пришлось. Постой, постой, я его нарежу потоньше да супчиком полью. Уж я-то помню, какой кяннувская хозяйка смолоду была. Никто к ней и не сватался — до того худая слава шла. Не возьми ее кяннувский старик, так и неизвестно, что с ней сталось бы… И то верно, в посконной кофте ходила, я своими глазами видела… Так оно и есть, Альвийне эта вся в нее. Одно название, что школу кончила да шить училась в городе. Разве дознаешься, где она болталась! В городе всякие места есть… И такая-то вот за Марта хочет выйти! Боже упаси! Уж мы твоему сыночку такую жену выищем, что все ахнут… Возьму-ка еще самую малость… Альвийне, говорят, молодая. А бог его знает, так ли. Кала-Мари рассказывала, что своими глазами углядела, как Альвийне сидела перед зеркалом и красилась. И здесь подмазала, и вот здесь, и еще не знаю где, хи-хи!.. Я и говорю, какая ж это молодость да красота! Или взять тоже приданое. Сами-то и живут впроголодь, и надеть нечего — много ли они за дочкой дадут? Просто сбагрить ее хотят хоть кому-нибудь… Твоя правда, хозяюшка, сущая правда: оборванцы драные, да и все! Я так скажу: им бы палку в руки да суму — и больше ничего… Разве что малость супчику да мясца. Много ли надо такой, как я? Тут перехватишь, там перехватишь, — глядишь, и нет аппетиту!