Золотой петух. Безумец

Старик повел его к задним воротам, находившимся на скотном дворе.

— Счастливо оставаться. Я приду позже, когда кончится обыск. Не беспокойся, я сумею приструнить этих «ищеек».

Эфенди ушел. Дорогой он с довольным видом повторял: «Ну теперь ты у меня в руках, староста Хачо!..»

Был час пополудни. Вардан, Айрапет и Апо еще не вернулись. Остальные сыновья были в поле. Снохи готовили полдник, чтобы послать его в поле мужьям: крестьяне возвращаются домой обычно к ужину, а потому никто ничего не знал.

Старик Хачо ждал прихода солдат с таким же чувством, с каким приговоренный к смертной казни ожидает наступления роковой минуты. Своим снохам он ничего не сказал о предстоящем обыске, не желая преждевременно пугать их.

Наконец явился турецкий офицер с отрядом солдат и полицейских.

Женщин не удивил их приход, они привыкли видеть у себя в доме таких непрошеных гостей. Те обычно являлись, жили по нескольку дней, пили, ели и потом уходили восвояси. Постой турецких солдат в армянской деревне был обычным явлением, а тем более в доме старосты.

— Мне приказано произвести у вас обыск, — сказал офицер, обращаясь к старику Хачо.

— Мой дом в вашем распоряжении, можете обыскивать, — ответил тот, стараясь сохранить хладнокровие.

Офицер велел закрыть все двери, повсюду расставил стражу и приступил к обыску. Сперва обыскали ода, потом перешли в другие комнаты, перебрали все до одной вещи, шарили повсюду, заглядывали в каждую щель, но ничего подозрительного не нашли. Почуяв что-то неладное, женщины подняли плач, но старик прикрикнул на них, и они замолчали.

Покончив с обыском, офицер приступил к допросу:

— Здесь проживал молодой человек по имени Дудукчян?

— Он раза два ночевал у меня, — ответил старик.

— А вы его раньше знали?

— Нет.

— Почему же вы его приютили?

— Я староста этой деревни, а дом старосты, как вам известно, своего рода постоялый двор — каждый чужеземец и странник находят здесь приют. Могу ли я их всех знать?

— Не оставил ли он вам свои вещи?

— Нет, он ничего не оставлял.

— А вы не знаете, с какой целью он прибыл в наши края?

— Он ничего не говорил, я знаю только то, что он был учителем.

— Не известно ли вам, с кем он виделся в деревне, кого посещал?

— Я знаю, что он ходил по домам, искал себе учеников.

— А вы знаете, что с ним произошло?

— Нет, не знаю.

— Он арестован.

— Поделом ему, если он этого заслуживает.

В это время в дверь постучали.

— Никого не впускать, — распорядился офицер.

Стражник доложил, что пришел Томас-эфенди.

— Пусть войдет.

Войдя в комнату, Томас-эфенди сделал недоумевающее лицо, словно ему было, невдомек, зачем здесь находятся офицер и солдаты.

— Здравия желаю! Что случилось? — спросил он с хорошо разыгранным удивлением.

Офицер объяснил. С фальшивой улыбкой на лице эфенди подошел к нему и, тронув его за плечо, сказал:

— Головой ручаюсь, что в доме старосты вы не найдете ничего подозрительного. Он очень добрый и хороший человек.

Эфенди и офицер пошли в ода. Отряд солдат и полицейских остался сторожить во дворе.

— Староста, — обратился эфенди к старику, — люди небось проголодались, прикажи накормить их; и чтобы водка была в изобилии, слышишь? — добавил он по-армянски.

Староста обрадовался. Он решил, что опасность миновала, и поспешно вышел из ода.

Но опасность далеко не миновала. Турки и не собирались выпускать старика из своих рук, разве только истерзав и измучив несчастного в тюрьме; и хотя в доме старосты не было найдено ничего, что могло бы служить уликой против него, не было доказательств того, что он преступник, но достаточно было, что старик Хачо — армянин, да к тому же богатый. А это значит — лакомый кусок для турецких чиновников.

Томас-эфенди сам «заварил эту кашу»; это он донес на Салмана военному чиновнику, прибывшему в Багреванский уезд, он же и подал ему мысль произвести обыск в доме старосты. Ему, конечно, не стоило особого труда помочь старику выбраться из подстроенной им самим западни, но это не входило в его расчеты. Чтоб легче осуществить свой дьявольский замысел, ему надо было как можно больше запутать и усложнить дело.

Когда старик Хачо вышел из ода, офицер спросил эфенди:

— Как вы думаете, эфенди? Мне кажется, что этот старик ни в чем не виновен.

— Вам же известно, бек, — ответил ему хитрец, — что Томас-эфенди не из числа людей, делающих поспешные выводы. Для меня это дело еще темное. Я был уверен, что обыск подтвердит, что эти люди являются единомышленниками арестованного. Меня удивляет, что не найдено улик, подтверждающих обвинение. Но есть еще одно средство — «признание». Я заставлю этих людей во всем признаться… У меня на подозрении двое сыновей старика и чужеземец, который гостит у них.

— Кто он? — спросил офицер.

— Приезжий из России, опасная личность и заклятый враг нашего правительства. Здесь он странствует под видом купца, но он, несомненно, русский шпион.

— Арестовать его не так-то просто, раз он русский подданный.

— Мы накануне войны, поэтому нельзя оставлять на свободе шпиона. Вам, наверно, известно, что скоро будет объявлена война?

— Да, я знаю.