Золотой скальпель

Гулякин сосредоточенно уставился на шахматную доску. Между тем, дежурный администратор попросил закончить танцы. Время позднее – людям надо отдыхать, и он поспешно поднялся, попрощался с Зоей, поблагодарил её за приятный вечер и поспешил в свою комнату.

Николай Ляшко встретил вопросом:

– Что это ты такой взъерошенный?

– Так, не знаю…

– А твоя знакомая мила, очень мила…

– Не время сейчас, совсем не время заводить знакомства, – отмахнулся Гулякин. – Да и зачем? Скоро на фронт, а там неизвестно что будет. Всё-таки в тыл врага забросят.

– Ну-у, – протянул Ляшко. – Так думать негоже. Не умереть, а победить – вот наш девиз. Кстати, а у тебя есть невеста? Наверное, красавица, если тебя такая дивчина не тронул. Где она, невеста-то?

– Нет… Невесты нет. Знакомые девушки, конечно, были в институте, но всё не то.

– Тогда что же тебе мешает? Не понимаю. Война войной, но жизнь продолжается. Придёт и наш черёд с врагом драться. Скоро придёт. А пока отчего же не потанцевать в свободную минутку, не пообщаться с милой девушкой? К тому же совершенно не обязательно заводить отношения слишком далеко.

Михаил внимательно выслушал приятеля и сказал:

– Может, ты и прав. Просто мне сейчас не до того. За своих беспокоюсь. Ну не настроен я даже на простые встречи. Не настроен.

Однако, уже следующим вечером, едва Михаил ступил в вестибюль гостиницы, Зоя встретила его.

Поздоровавшись, он сказал ей:

– Извини. Я только спрошу у администратора…

– О своих? Я уже спрашивала. Нет, не приезжали… Ты выйдешь сегодня в вестибюль? – видимо, надеясь вот этак непроизвольно перейти на «ты».

И таким молящим был её взгляд, что Гулякин не мог отказать.

– Конечно, выйду. Только приведу себя в порядок и спущусь, – пообещал он.

Они снова пытались играть в шахматы, затем всё-таки вышли на медленный танец.

И так повторялось каждый вечер. Гулякин ругал себя, собирался прекратить эти, как ему казалось, никому ненужные отношения, но всё откладывал и откладывал, не желая обижать девушку.

Между тем, доукомплектование и боевое сколачивание корпуса заканчивалось. Все подразделения отработали прыжки с вышки. И вот настал день выезда на аэродром…

Крещение хирурга

Едва тёмно-зелёный десантный самолёт, натружено гудя моторами, неторопливо забрался на установленную для прыжков высоту, инструктор скомандовал:

– Приготовиться!

Открылся люк, и в его проём Михаил Гулякин увидел ровное заснеженное поле. Вспомнился первый прыжок. Погода была такой же солнечной, ясной. Разве что снега побольше.

– По моей команде, первый…

Гулякин встал, повинуясь властному требованию инструктора, шагнул к люку и, услышав резкое: – «Пошёл!» – провалился вниз.

Его сразу подхватил и развернул встречный поток воздуха, но через считанные секунды резкий толчок возвестил о раскрытии парашюта. Над головой вспыхнуло серебристо-белое облако купола.

Охватило знакомое, радостное волнение. В аэроклубе он совершил два прыжка. Теперь всё было и так как прежде, и иначе. Прыгали не со стареньких тихоходных самолётов, а с больших транспортных. Да и парашюты не спортивные, а боевые, десантные.

Гулякин с восторгом оглядел местность. Под солнцем горело и сверкало ярко-белое покрывало снега. На горизонте синели леса, чуть ближе пестрели крыши районного городка, примостившегося на берегу величавой Волги, русло которой ещё темнело студеной водой, ожидавшей скорого ледяного покрова.

А вокруг, словно большие пушистые снежинки медленно опускались на землю серебристые купола парашютов.

Потянув одну стропу, Михаил развернулся по ветру и приготовился к встрече с землёй. И вот ноги ушли в снег, и он, удачно сманеврировав, быстро погасил купол.

Поблизости приземлялись десантники. Многие сегодня прыгали впервые. Барахтался, пытаясь высвободиться из паутины строп Дуров, ему старался помочь Тараканов. А Мялковский стоял рядом, задрав голову, и с тревогой глядел вверх.

– Парашют не раскрывается, – неожиданно закричал он. – Смотрите, смотрите… Что же он?

Гулякин поднял голову и посмотрел туда, куда указывал Мялковский. Один десантник падал комом…

– Мялковский, за мной. Тараканов – остаётесь здесь, – скомандовал Гулякин и, определив, что десантник упал где-то на окраине города, поспешил туда.

Десантник лежал на левом боку в глубоком сугробе, наметённом возле плетня.

– Сержант Черных! – узнал Мялковский и, нащупав пульс, радостно воскликнул: – Жив!

Гулякин склонился над пострадавшим.

– Снег спас, снег возле плетня. А если б на открытом месте, – он махнул рукой. – Но состояние тяжёлое! Срочно нужна операция.

С аэродрома примчалась машина. Из неё с поспешностью вышли военврач 2 ранга Кириченко и начальник парашютно-десантной службы бригады лейтенант Поляков.

– Что с сержантом? – чуть ли не в один голос спросили они.

– Множественный перелом рёбер слева, – сказал Гулякин и, продолжая осмотр, прибавил: – Есть признаки внутреннего кровотечения.

Черных открыл глаза и, узнав Гулякина, через силу проговорил:

– Я ещё буду прыгать, доктор?

И даже попытался улыбнуться.

А к спасительному плетню уже сбегались местные жители, в основном, конечно, женщины и вездесущие дети.