Золотой скарабей

Демидов – вот его главный спаситель и опекун, вот о ком надобно подумать. Прокопий Акинфович скончался, значит, надо посетить его могилу. Она, конечно, в Москве. И, дав себе слово исполнить завет благодетеля, Михаил решил: при первой возможности посетить в Москве могилу Демидова.

На набережной Невы

В один из дней Екатерина, одетая в шелковый капот и флеровый белый чепец, несмотря на свои 65 лет имевшая свежий, прекрасный цвет лица, рано села за стол. Берясь за бумаги, она надевала очки и говорила секретарю:

– В долговременной службе государству мы притупили зрение и теперь принуждены употреблять сей снаряд. Говори, что передают из Парижа.

Она была спокойна, умела слушать, и секретарь читал доклад.

– Революция во Франции свершилась, королевская власть уничтожена. Это восстание сопровождалось убийствами, вызывающими содрогание. Жестокость и зверство французского народа проявились во всех этих событиях…

На крупном, с сильным подбородком и почти галльским носом лице императрицы не отразилось ничего; может быть, только глаза могли ее выдать, но она прикрыла их. Между тем внутри ее все кипело. Как долго она была увлечена свободой. Верила французским мудрецам-философам, читала Руссо, переписывалась с Вольтером, принимала Дидро – и что же? Чем все обернулось! Пусть Екатерина не любила Марию-Антуанетту, считала ее мотовкой, виновницей всех бед Франции, и все же не дай Бог оказаться на ее месте. Французскому послу Сегюру Екатерина высказывала то, что думала о политических делах:

– Ваше среднее сословие слишком много требует, оно возбудит недовольство других сословий, и это разъединение может привести к дурным последствиям. Я боюсь, что короля принудят к большим жертвам, а страсти все-таки не утихнут. Французские короли не сумели воспользоваться расположением умов своего окружения. Надо было Лафайета сделать своим сторонником, защитником.

О, эти «надо бы», «я бы»! – кто только не пытался ставить себя на место неудачных правителей. В суждениях Екатерины был резон, сильная сторона ее ума заключалась в реалистичности. Она не терпела мечтателей и фантазеров, наподобие своего сына Павла, считая, что от романтиков происходят все беды. «Идеалисты имеют твердые принципы, отличаются нетерпимостью, и со временем из них вырастают диктаторы, – говорила она о республиканцах. – Они еще себя покажут». И была права. Крайний революционер Робеспьер, бывший послушным учеником Руссо, мечтавший о равенстве, беспощадно лил кровь. Ученики рождаются, чтобы уходить от учителей.

Однако ни о чем таком Екатерина вслух, для секретаря не говорила. И он заносил в свою тетрадь лишь скупые сведения об императрице: «Сегодня не веселы. Гневались, были слезы. Не выходили, меня не спрашивали… бумаги посланы мне через Зубова».

Секретарь не смел нарушать молчание. Лишь когда она обращала на него взор, говорил:

– Ваше величество! Множество французов покидают родину и оседают в России.

Она сухо ответствовала:

– Мы будем принимать у себя только тех французов, кои дадут присягу по изданному образцу. Прочих удалим, чтобы не было заразы в нашем отечестве.

В дверях появился секретарь, доложил о приходе Дмитриева-Мамонова, кратковременного и недостойного ее фаворита. Прежде были у нее орлы – Григорий Орлов, Григорий Потемкин, но с некоторых пор их жестокой властности предпочитала она юную ласковость. За что любила Ланского? За чистоту взора, за мягкую и скорую реакцию на любое ее слово. Еле пережила его смерть, до сих пор мучилась: кто его отравил?

Дмитриев-Мамонов – совсем иное, смазлив, приятен, утешителен, был бы хорош. Но своим прозорливым умом она догадалась о его чувствах к фрейлине Щербатовой по тому, какими пятнами покрывалось его лицо, когда она входила. А во-вторых, ей стало известно о приверженности красавца к масонам. Этого еще не хватало! У дверей ее неотступно выстаивал Платон Зубов, кажется, способный к государственным действиям.

Безбородко, не спускавший глаз с Екатерины, заметил ее странную, загадочную улыбку и поразился, сколь подобна она Джокондовой улыбке Леонардо да Винчи. Впрочем, через мгновение улыбка исчезла, и императрица лукаво взглянула на секретаря:

– Старый любезник, каков урок преподала я тебе с актеркой Урановой, а? У нее-то истинная любовь. А ты все волочишься за другими женскими юбками… Хм, французы? Сколько бед они натворили. Еще граф Калиостро свел с ума Петербург своими гаданиями, предсказаниями и прочей чепухой. Пронеслась молва, что одна бедная мать принесла к нему умирающего мальчика и на следующий день получила здорового. Только оказалось, что это был чужой ребенок. Екатерина даже написала пьесу «про обольстителя».

…Приходилось ли вам, дорогой читатель, обращать внимание на странную закономерность жизни: она наносит удар в спину тогда, когда менее всего его ждешь? А то еще и так бывает: жизнь приучила к пинкам и зуботычинам, ты смирился с участью, и вдруг подарки, один за другим, так и сыплются на тебя, и ты не можешь отказаться ни от одного? Удачи тоже надо уметь принимать.