Долго Вам не писала, потому что не было ничего знаменательного, да и не знаю, где Вы обитаете. А теперь спешу сообщить Вам о наших событиях. Наконец-то в скучной московской жизни, в нашей деревне случились события! Сперва приехал к нам во Введенское дядя Степан Петрович, мой крёстный, он служит в Ярославле при тамошнем губернаторе князе Петре Васильевиче Лопухине.
Поразил нас крестный пышущим здоровьем, несмотря на старые годы, ретивостью, бакенбардами и голосом, подобным трубе. Кутерьма, веселье в доме начались! Я на клавикордах играла, по-французски старалась, даже книжку вслух ему читала про рыцаря Ланселота и короля Артура, а он шутил: “Ты и лопочешь по-французски, и поешь по-французски, может, по-французски и кушаешь, и пьешь?”
А потом со значением промолвил:
– А знаешь ли ты, что днями прибывает в Москву наследник? Коронация будет!
Я подскочила, подпрыгнула до его великого роста: мол, крестный, миленький, возьмите меня на ту коронацию! Батюшка мой был в меланхолии, матушка в волнении из-за болезни сводного брата, а я в полной крепости – и не отставала от крестного, пока он не обещал взять меня на какой-либо бал в честь императора. Степан Петрович вздохнул:
– И болезни, и здоровье – в наших руках, только и без благословения Божиего ничего не случается.
Обещала я Вам о происшествиях писать. Так вот, днями прибыл в нашу Москву наследник Павел Петрович. Видела я государя в день приема ярославской делегации. Как меня причесывали и наряжали! И сподобилась я увидеть представление такое, каких ни в церкви не видывала, ни в театре!
Павел Петрович ростом не велик, телом не дороден, однако – настоящий царь: и мантия, и корона, и сапоги со шпорами. Петр Васильевич Лопухин высок, статен, с орденами, лицо правильное, приятное, даже красивое, а взгляд умный. И семья его была рядом: супруга шустрая такая и две девицы – дочери.
Степан Петрович сказал мне на ухо: мол, то мачеха, вторая супруга князя, первая-то была красавица, да только рано почила, а эта – хваткая, сразу всех к рукам прибрала и мечтает только о том, чтобы жить в Петербурге.
Вся зала устремила взоры на двух девиц – его дочерей, особенно на маленькую, черноглазую. Зовут ее Анна, и глядела она на царя с покорностью и почтением. Глаза ее – как омуты, что в глухих лесах бывают, а волосы! – волны черные по плечам…
В Москве лютые морозы, в зале холодно, однако с такими волосами и декольте не страшно. Совсем иное дело мачеха: кожа у нее на плечах, как у гуся, взгляд острый, колючий, а губы – будто в горсточку собраны. И никакого стеснения: впереди мужа и дочерей встала и говорит что-то самому императору. Степан Петрович шепнул: мол, теперь-то уж точно выцарапает она местечко в Петербурге, для того и с Кутайсовым знается…
Императрица Мария Федоровна показалась мне полной, невысокой, с томным взором, а у Нелидовой взгляд живой, носик задорный; из того сделала я вывод, что государю по вкусу женщины маленькие, изящные.
Возвращались мы к себе на Ордынку ночью, был снегопад, а как скрипели полозья санные – красота! И еще долго вспоминали тот бал, и говорили про государя. Батюшка мой слыхал, что Павел Петрович благоволит к женской красоте, как истинный рыцарь.
На сем прощаюсь и остаюсь – знакомая Ваша Василиса Егоровна».
«Досточтимый Андрей Никифорович!
Давно ли я писала? Всего тому назад как дней пять, а ныне опять взялась за перо. И все потому, что происшествия продолжаются. Вчерашний день оказались мы опять на коронационных торжествах, на балу.
На этот раз Степан Петрович представил меня сестрам Лопухиным, Анне и Екатерине. Когда заиграли менуэт, князь-отец протянул руку Анне и пригласил ее на танец. Ах, что это была за пара! Седой, благородный, рослый отец – истинный князь, и маленькая, с черными локонами, неподвижным мраморным лицом Анна!..
После того княжна села на кресло возле меня, и мы с ней имели разговор. Обе мы – сироты, у обеих мачехи, в Москве из девиц она никого не знает, и исполнились мы друг к другу дружеских чувств и тихо переговаривались до той самой минуты, пока не возгласили прибытие императора.
А тут!.. Заиграла музыка – и государь пригласил Анну. Он неотрывно на нее глядел, что-то говорил, видимо, желая добиться благосклонности, но лицо ее оставалось бесстрастным, а глаза, кажется, стали еще чернее. Не от страха ли?
Потом Его Величество говорили с семейством князя Лопухина…
На другой день Степан Петрович поведал нам, что государь в восторге от Анны Петровны и желает подарить ей звенигородский участок земли. Более того – тут же подозвал человека из своей свиты и рекомендовал его как архитектора, способного создать чертеж усадебного дома на той земле, в селе Введенском. О, как обрадовалась я, услышав про Введенское! – ведь это же по соседству с нашим имением!
Степан Петрович распушил свои бакенбарды и гаркнул: