Золотой скарабей

Наконец понял: надо бежать. Но в чем? Необходимость побега застанет Элизабет врасплох; что она наденет на себя? Не брать же дорогие, причудливые платья, изобретать которые она великая мастерица! Мишель сбегал домой, принес простое крестьянское платье и спрятал его в саду, под кустами, возле иудиных деревьев. Написал записку, подождал и снова вернулся домой. Его беспокоил и Жак, вернее его отсутствие, того не было со дня похорон.

Войдя в его комнату без стука, остановился, пораженный. Жак сидел у окна спиной к нему, голова его была совершенно белая. Он стал седым! Господи, почему? Потерять любимую женщину в тот момент, когда, наконец, одолел болезнь тюремного одиночества!.. Жак молчал, тупо глядя в окно, на вопросы не отвечал.

Внутренний голос подсказал Мишелю, что надо вывести Жака из этого состояния. Усевшись на единственном стуле, он начал говорить, и много. О чем только ни рассказал, благо – происшествий хватало. Целую ночь не оставлял он Жака, и под утро тот вышел из столбняка.

Услыхав, что Мишель вместе со знаменитой художницей-роялисткой намерен покинуть Париж, Жак бросился прочь и вернулся с чем-то в тряпице. Это был пистолет.

– Возьми, пригодится в дороге. Возьми! – настойчиво повторял Жак, и Мишель, с пиратских времен знакомый с оружием, спрятал его в баул.

Утром, глотнув чашку кофе, наш рыцарь снова отправился на улицу Клери. Навстречу выбежала Элизабет и бросилась к нему на грудь. Она прочитала его записку.

– Надо немедленно уезжать, – не терпящим возражения голосом сказал он.

– Но я не желаю покидать город.

И тут он впервые прикрикнул:

– Прекратить капризы! Ваша жизнь в опасности! Вот ваше платье. – И он развернул сверток.

– Что это? Надевать это платье?

Он насильно потащил ее в дом. Натянул на нее платье, голову велел прикрыть шляпой-чепцом, чтобы не было видно лица.

Элизабет поразила его еще раз:

– А что, может быть, мы выпьем на дорогу? – и взялась за бутылку шампанского.

Разлили по бокалам, чокнулись. Глаза ее были близко, в них отразилось игристое вино, и он смело поцеловал ее в губы.

У дверей она снова вспомнила:

– Но как я буду жить без моих тканей, туник? Это фоны к портретам!

– Кýпите новые!

– Но у меня, кажется, всего восемьдесят франков в кармане.

– У меня немного больше. – Мишель тащил ее к калитке.

За воротами им предстало неожиданное зрелище. Возле соседнего дома остановилась телега, новые жильцы занимали мастерскую Мориса, скульптора, соседа Элизабет. Это ее отрезвило, и, уже не задавая вопросов и не выпуская руки Мишеля, она зачастила за ним следом мелкими шажками.

Когда по дороге встретили жуткое шествие с наколотой на пику головой, Элизабет зажмурила глаза и убыстрила шаг…

Ни ему, ни ей не были известны суждения философов-историков о том, что революция – это варварская форма прогресса. Дано ли нам увидеть, когда форма человеческого прогресса, действительно, будет человечной? А английский философ-насмешник Томас Карлейль съязвил: «Если бы Вольтер, будучи не в духе, вопросил своих соотечественников: “А вы, галлы, что изобрели?”, они могли бы теперь ответить: “Искусство восстания”. Это искусство, для которого французский национальный характер, такой пылкий и такой неглубокий, подходит лучше всего».

Мраморная история

Александр Сергеевич Строганов насколько был человеком праздным, вельможным, настолько и основательным, практичным, деятельным. Он подбирал ловких секретарей, а среди родственников – послушных и благодарных. Как говорим мы теперь, при такой «кадровой политике» можно и дела вести, и быть желанным гостем в Зимнем дворце, и заседать в ложах.

Среди его родственников был некий Новосильцев. У него был практический склад ума, что удерживало его «на грани невозможного». Он побывал в Европе, жил в Англии, и именно его граф просил помочь Воронихину, содействовать изготовлению мраморного бассейна, который пожелала иметь в своем дворце Екатерина. Позже Новосильцев будет членом Негласного комитета при Александре I. Его слово было очень важным. Вернулся в Петербург он вместе с Павлом Александровичем, когда Екатерина призвала всех аристократов вернуться в Россию.

Александр Сергеевич написал Андрею подробнейшее письмо о предстоящем деле: куда явиться в Лондоне, где найти Новосильцева, как связаться с мраморных дел мастером.

…Ранним утром Андрей Воронихин занял место на пароме, отправлявшемся из Франции к берегам Британии. На него повеяло теплом, тишиной – после французских бурь неудивительно.

Не хотелось терять это настроение, и Андрей отправился в Лондон не в простой дорожной телеге, а в настоящем фаэтоне. Ничто не отделяло его от окружающего ландшафта, и можно было любоваться видами Англии.

Всхолмленное пространство покрывали подстриженная трава, цветы, реже – деревья, которые напоминали архитектурные формы. Мягкое солнце скользило по зеленой траве. Дома и домики, огороженные низкими заборами, походили друг на друга.