– Помнишь, Поль, я говорил тебе: бочка, которую вкатили в гору, непременно скатится вниз и… зашибет на своем пути всех?.. Ах, кузен! Что такое революция?.. Сперва – романтики, чувствительные либералы, потом выходят на арену реалисты-карьеристы, а там… та самая железная диктатура, которую не прочь теперь получить Париж.
Андрей или молчал, или говорил об итальянской архитектуре.
Старый граф слушал, и с лица его не сходила печаль. Он думал о том, что следует теперь ждать от императрицы, и вещее сердце предсказывало дурное.
В гостиную вошел дворецкий и сообщил, что прибыл гонец из Зимнего дворца. Граф вышел навстречу, взял пакет и удалился к себе в кабинет. Трепещущими руками вскрыл конверт, сорвал сургучную печать и прочитал: «Сим запрещается жить в Санкт-Петербурге графу Строганову Павлу Александровичу… Выслать в село, в фамильное имение Братцево…»
Ноги у Строганова подкосились, он с трудом добрался до кресла. Посидел молча. Не сию минуту, не сейчас! Побыть вместе хотя бы день! Ах, как он непредусмотрителен, давно следовало предугадать такой ход событий, он виноват, виноват во всем, что случилось! Выслать из Петербурга… в подмосковное имение?.. Туда, где живет его Катя со своим Корсаковым, который обольстил ее?! Отдать любимого сына?!
Медленным шагом он вернулся в гостиную, сказал:
– Жорж, сыграй нам что-нибудь. Флейта, вот она… – и протянул инструмент.
За окном с неба лилось синее лучезарье, и был этот день похож на тот, майский, когда молодые Строгановы отправлялись в путешествие, когда все казалось таким радужным…
Григорий, крепко сжав полные губы на мундштуке флейты, положил тонкие пальцы на клапаны, и полилась счастливо-звонкая мелодия Моцарта.
Увы! Она знаменовала последние беззаботные минуты этого дома.
Впрочем, когда музыка кончилась, Павел спросил отца:
– Папá, скажите, кто такая Юдифь?
– Что?.. Зачем это тебе? – грустно удивился отец.
– Пожалуйста, скажите.
– Когда-то, в дни великой войны с ассирийцами, женщина, по имени Юдифь, задумала спасти свой город. Он был окружен ассирийцами, а она решила предстать перед их полководцем – царем Олоферном. Взяла корзину с пропитанием, вино, кинжал и… оказавшись в шатре Олоферна, обещала ему помочь овладеть городом, который погряз в грехах. Вечерами она удалялась из шатра в город, и солдаты к этому привыкли. Но однажды после любовных утех… она вынула кинжал и отрезала Олоферну голову. Положила ее в корзину и отправилась в свой город… Ассирийцы, оставшиеся без полководца, были побеждены… Но зачем тебе эта история, Поль?
Павел опустил голову: именем Юдифь одна итальянка назвала его Тери – Теруань де Мерикур.
Нетерпеливый Жорж прервал разговор:
– При чем же тут Юдифь, эта предательница, неверная лгунья, убийца?.. Может быть, ваше сиятельство граф все же, – он даже раскланялся, – откроет тайну, что за конверт получен нынче от ее величества?
Граф еще помолчал и – признался, что всем им предстоит разлука…
Одним ссылка, другим прокладывание жизненных путей в архитектуре, в горном деле, а отцу – терзания между Москвой и Петербургом, но всем – покорность Року и Судьбе.
…Милый юноша, романтик Поль до конца царствования не только Екатерины II, но и ее наследника Павла будет отбывать ссылку. Он женится на той самой Софи Голицыной, которую встретил когда-то в Вене и которая теперь жила в Москве.
Большим ударом для него стало известие о судьбе Жильбера.
Однажды пришло письмо из Парижа, и в конверт была вложена вырезка из французской газеты. В газете Поль обнаружил описание суда над якобинцами. Их было шестеро, и всех приговорили к смертной казни. Но шестеро якобинцев предпочли повешению самоубийство. Оно случилось на глазах у судей. Один осужденный – это был Жильбер Ромм – вонзил себе в грудь кинжал, а следом за ним поступили так остальные…
Часть 3
О, время!
У времени свои законы, своя судьба. Особенно в конце столетий, когда происходит как бы уплотнение и события громоздятся подобно извержению вулкана. Это роковые времена. События, прокатившиеся по одной стране, дают отзвуки в соседних странах, и время как бы играет с человеком.