Золотой треугольник

Его рана действительно оказалась легкой. Перевязывая сенегальца, Бельваль попытался выяснить у него, что же произошло. Оказалось, что пока матушка Коралия, немного утомленная прогулкой, отдыхала, Я-Бон сидел на корточках у открытой двери ее комнаты. Оба не слышали ровно ничего подозрительного. Внезапно Я-Бон увидел в коридоре чью-то тень, и свет тотчас погас. Я-Бон не успел приподняться, как его ударили чем-то тяжелым по затылку, и он потерял сознание.

Капитан отметил про себя, что убийца пришел не со стороны вестибюля, а из той части дома, где были расположены комнаты прислуги. Оттуда вела лестница к кухонной двери, выходящей на улицу Раймон. Эту дверь Патриций нашел запертой, но, очевидно, тот, кто входил, имел ключ…

Вечер Бельваль провел у Коралии, а в девять часов отправился к себе. Его комната была прежде курительной Эссареца и располагалась в этом же крыле дома.

В ожидании нападения, которое, как предполагал капитан, произойдет не ранее полуночи, он сел за письменный стол, стоящий у стены, и стал записывать события вечера. Вести дневник в последнее время у него вошло в привычку.

Он писал минут сорок и уже собирался закрыть тетрадь, когда вдруг услышал какой-то шорох. Звук доносился со стороны окна.

Патриций продолжал сидеть и даже не повернул головы, так что со стороны никак нельзя было подумать, что он настороже. «Он здесь… Он смотрит на меня. Что он будет делать? Я не думаю, чтобы он разбил стекло и выстрелил в меня, как тогда. Очевидно, на этот раз он придумал что-нибудь другое, более эффективное… Наверное, он дождется, пока я лягу, надеется застать меня врасплох, среди сна… Странно, но мне даже доставляет удовольствие чувствовать на себе его взгляд… Я знаю, что он ненавидит меня, как и я его, и наша ненависть скрещивается, точно шпаги, ищущие места, куда ударить… Он смотрит на меня как на желанную добычу и не подозревает, что я думаю то же самое о нем. Он приготовил нож или красный шнурок, а у меня только две руки…»

Бельваль закрыл тетрадь и закурил, как делал это каждый вечер перед сном. Потом разделся, аккуратно повесил платье на спинку стула у кровати и лег, погасив свет.

«Вот теперь, — говорил он себе, — я наконец узнаю, что это за человек, преследующий нас с Коралией… Друг Эссареца? Но откуда такая ненависть к Коралии? Или он любит ее, если хочет удалить меня с ее пути?»

Прошел час, другой, но ничего не происходило. У бюро, правда, скрипнуло что-то, но возможно, это потрескивала старая мебель.

Патриций уже не надеялся, что что-нибудь произойдет. В глубине души он сознавал, что вся эта комедия с мнимой смертью Коралии не обманет его врага. Мало-помалу им овладела дремота, когда вдруг опять что-то треснуло у бюро. Бельваль вскочил с кровати, зажег свет и подошел к столу. Но в комнате все было в прежнем порядке.

— Нет, в эту ночь решительно ничего не произойдет! — воскликнул он. — И поэтому я могу спокойно лечь и заснуть.

Наутро, осматривая окно, капитан заметил, что по всему фасаду идет карниз, по которому очень удобно добраться до любого окна. Он осмотрел одну за другой все комнаты. У спальни Симона Бельваль остановился.

— Он не выходил отсюда? — спросил он у солдата, которому поручил сторожить комнату.

— Нет, капитан. По крайней мере, дверь мы ему не открывали.

Патриций вошел и, не обращая внимания на старика, как всегда курившего свою трубку, тщательно осмотрел комнату, убежденный, что враг избрал ее своим убежищем. Но не нашел никого. Но зато в шкафу он обнаружил несколько вещей, которых прежде, когда они с Демальоном осматривали комнату, не было, — веревочную лестницу, какие-то жестяные трубки и маленькую спиртовую лампу.

— Все это очень подозрительно! — пробормотал капитан. — Каким образом здесь очутились эти вещи?

Симон сидел спиной к окну. Бельваль подошел к нему и вздрогнул. Старик держал в руке венок из иммортелей, на ленте которого виднелась дата: «14 апреля 1915 года». Венок был точной копией тех, что они с Коралией видели на могиле.

— Он положит этот венок, — громко сказал, наклоняясь к нему, Бельваль, — на могилу своих друзей, как делал это прежде. Его сердце оказалось сильнее разума. Не правда ли, Симон, ты возложишь этот венок завтра, так как именно завтра 14 апреля?

Старик решил, что у него хотят взять венок, и с испугом прижал его к груди.

— Не бойся, — сказал Патриций. — Я не возьму его у тебя. Завтра я и Коралия вместе явимся на свидание, которое ты нам назначил. И быть может, завтра под влиянием воспоминаний вернется к тебе твой разум.

День показался капитану невыносимо длинным. Ему так хотелось, чтобы скорее промелькнул хотя бы какой-то свет и озарил царивший вокруг мрак.

После полудня пришел Демальон и сказал Бельвалю:

— Вот посмотрите, что я получил, это довольно любопытно. Анонимное письмо. Слушайте: «Обратите внимание на это письмо… Ваши мешки с золотом готовы ускользнуть! Они будут увезены за границу завтра. Друг Франции».

— Завтра 14 апреля! — невольно воскликнул Патриций.

— Да, но почему вы это сказали таким странным тоном?

— Просто так…