Золотой цветок - одолень

— Мужайтесь, казаки, а не ужасайтесь! Се бо град Азов от беззаконных агарен зловерием их обруган. Престол предтечин и Николин осквернен. Торжище тут им нечестиво христианское учинища: разлучища мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и матерей!

Речь богородицы вызывала в толпе рыдания. Это выли матери по дочерям своим: Кланьке, Милке Монаховой, Василиске Душегубовой, Малаше Оглодай, Паше Добряковой, которых полонили в степи ордынцы. Каждой матери казалось, что ее дочка-кровинка ушла на страдания с азовского торжища.

Меркульева потрясали в повести токмо картины побоища. Он слышал пальбу пушек, видел подкопы и возведенную турками гору, с которой обстреливалась Азовская крепость. Да и какие там укрепы? Башни и стены рухнули под турецкими пушками, оставались одни развалины, груды камней. Три месяца беспрерывно ходили на приступы басурманы. И потеряли турки девяносто шесть тысяч воев. И не могли они взять жалкие развалины, где сражалась всего одна оставшаяся в живых тысяча израненных казаков!

Голодрань казачья при чтении прислушивалась к другим местам. К тем строчкам, где говорилось про них:

— «А нас на Руси не почитают и за пса смердящего. Отбегаем мы из того государства Московского, от работы вечныя, из холопства невольного, от бояр и дворян государевых...»

На четвертое чтение повести Федора Порошина собралась тьма народу. Приехали казаки из самых дальних станиц и заимок. Сенька сидел на атамановом камне. Ребятишки залезли на плетни, на дерево пыток. Меркульев устроился на водопойной колоде. Слушали чтение внимательно. Сенька останавливался, отвечал степенно на вопросы. Самым интересным для многих было описание взрыва первой басурманской горы. Турки возвели земляную насыпь выше крепости. Медленно, но верно приближались к укрепам вороги. Но казаки совершили вылазку, захватили у басурманов двадцать восемь бочек пороха, сделали подкоп и взорвали гору.

— «Их же побило ею многие тысячи, а к нам их янычей тем нашим подкопным порохом живых в город кинуло тыщу четыреста человек!» — прочитал и замолчал Сенька, ожидая возгласов.

— Не могет быть, что забросило живых, пей мочу кобыл!

— Мабуть, полуживых?

— А егда селитроварня взорвалась, тебя ить, Устин, забросило на дерево пыток.

— Так ведь я, пей мочу кобыл, не помню! Я без памятства на дереве висел. Не упомню.

— И турки не упомнят!

— Ха-ха!

За возгласами, за хохотом казаки не сразу заметили мчащегося к ним через городок всадника.

— Кто это? — встал настороженно Меркульев.

— Емеля Рябой.

— Его кобыла. Но сидит на коне не по-казачьи. Заваливается на левый бок. Мабуть, пьян?

Толпа раздалась мгновенно, пропуская скачущего казака. Он был бледен, изо рта струилась кровь. Глаза совсем остекленели. В спине у него торчали три вонзившиеся стрелы.

— Сгиб в Сухой балке отряд Хорунжего! — хрипло произнес Емельян Рябой, сползая с коня полумертво на руки казаков.

* * *

Ударил в казачьем городке набат. Полетело войско сабельно к Сухой балке. Меркульев прямиком пробил степь с полком. Прохор Соломин слева окружал место. Панюшка Журавлев ухитрялся правее. Но ордынцев и след простыл. Лежали в овраге тридцать девять мертвых казаков. Многие были изрублены глумливо, обезглавлены. Унес Мурза на пике в степь и голову Хорунжего. Не ожидали на Яике дерзкого набега и засады. У Мурзы было всего четыре сотни. Из орды его давно вытеснили. Он вначале служил у кызылбашей, затем перешел изменно к хивинскому хану. И там не ужился, ушел грабить купеческие караваны. Потрепали его на кабульском перевале. На Яик Мурза крался всю весну.

А погубил казаков Хорунжий. Уверился излишне он в силе своей и непобедимости. Все земли в округе трепетали перед его полками. Никто вроде бы не мог осмелиться в поход на Яик. И сняли казаки дозорных с вышек сторожевых. И ходили в степь без боязни малым числом. В отряде Хорунжего, с которым он вышел в дозор, было всего сорок человек. И копытили купно, гоготали громко. Двух-трех всадников, как положено, не усылали впереди себя. Мурза обнаружил с бугра, как шли казаки к Сухой балке. Засада получилась смертельной. Когда отряд русичей опустился в лог, перед ним неожиданно встали из-за камней с четырех сторон лучники. И ударили ордынцы в упор стрелами трижды. И вылетели из-за кустов конники, взяли в кольцо. Микита Бугай зарубил двух воинов, но упал, пробитый ударом пики в спину. Богдан Обдирала вражьи клинки ломал, как прутья сухие. А стрела ему в одно ухо вошла, в другое высунулась. Гаврила Козодой дрался, рыча аки зверь. Но замолк под кривыми саблями. Страшный урон наносили лучники. Один за одним падали казаки. Облился кровью и рухнул с коня Сенька Грищ. Сбросили арканом на камни Потапа Хромого. И рубанули сразу тремя ятаганами. Однорукий Громила Блин и Василь Бондарь пытались загородить Хорунжего, но погибли сразу. Прорубился саблей через вражий заслон один Емельян Рябой, но и ему воткнули в спину три стрелы.

— Скачи, Емеля! Поднимай тревогу! — орал Хорунжий, яростно отбиваясь от наседавших врагов.