Золотой цветок - одолень

Меркульев обливался слезами от смеха. Толпа ревела от восторга. Давно не было такого общего веселья. Фарида била Михая Балду по щекам. Соломон отряхивался.

— Казаки, вы узе не выслушали меня до конца. Я согласен драться с вон тем быком, которому Прохор Соломин голову отрубил... Но позвольте мне торговать вином. Я буду продавать дешевле!

Казаки умаслились, поразмялись и снова окружили загородь с красным красавцем. Ряженый уже не обращался к народу за пожертвованиями. Шапка была полна золота. А Меркульев беспокоился. На бой с быком никто не выходил.

— Неуж игрища закончатся таким позором? Нет, я тогдась сам выйду. Тряхну стариной!

На какое-то время толпу отвлек еще и Ермошка. Он нырнул к быку в загородь и вскочил ему на спину. Оседлал, будто коня. Порос брыкался, подбрасывал зад, носился с ревом по загону, но сбросить наездника не мог. Ермошка сам спрыгнул с хребта и убежал.

Спас игрища по-казачьи кузнец. Кузьма поклонился миру, перекрестился и полез под жердь загороди.

Меркульев крикнул:

— Погоди, Кузьма! Я к быку подойду! Я хочу свалить страшилу!

Михай Балда оттолкнул атамана:

— Раньше потребно было кричать! Не мешай!

Бык взревел, глаза его налились кровью. Копыто ударило по земле так, что птицы взлетели с деревьев испуганно. Но бой продолжался одно мгновение. Никто и не насладился даже остротой борьбы. Кузьма ухватил пороса за бодалы, крякнул. И хрустнули утробно бычьи позвонки. И упал зверь с хрипом на землю под рев толпы и лай собак. Ряженый подошел к победителю.

— Принимай казну!

Кузьма пересыпал золото в свою мошну, пересчитал, один подозрительный динар попробовал на зуб.

— Мне-то дай, — протянул руку ряженый.

Кузнец порылся в калите, достал серебро...

— На кувшин вина тебе достаточно.

— Я тебе цельную шапку собрал, а ты мне и червонца не дал, — обиделся ряженый.

— Так ить ты промотаешь. Да и сыпнул ты уже горсть золотых из шапки в свою штанину. Видел я. В тот миг, когда бык заваливался, ты и хапнул!

— Не возводи поклеп, Кузьма! Всему миру известно, что я человек честный и благонравный! — подбоченился с вызовом ряженый.

Подошел Меркульев, тронул кузнеца за локоть:

— Треба погутарить мне сурьезно с тобой, Кузьма.

Атаман и кузнец отошли от сборища подальше. Меркульев спросил неожиданно:

— Скажи, Кузьма, кто у нас на Яике ведает, где схоронена утайная войсковая казна?

— Кто ведает? — переспросил Кузьма. — Как это кто? — Было видно, что кузнец не может ответить на вопрос...

Меркульев говорил, грызя травинку:

— Я не ходил с вами к Магнит-горе. И дороги туда не знаю даже. Я не ведаю, где вы спрятали сокровище! По рисунку его можнучи найти?

— Нет, Игнат! Клад не обнаружить, пожалуй, по рисунку. Потребно глазами знать место.

— Так ответь мне, Кузьма: кто сейчас на Яике знает глазами, где лежит наше несметное богатство... Кто?

Кузнец начал заикаться. Лоб его заблестел испариной. Он перебирал в памяти есаулов, с которыми ходил на Магнит-гору.

— Не тщись! — сказал Меркульев. — В морском походе у нас погибли Илья Коровин, Сергунь Ветров, братья Яковлевы, Андриян Шаленков. Тимофея Смеющева мы потеряли в Астрахани. Матвей Москвин оказался царским дозорщиком. И слава богу, застрелился. Силантия Собакина, который передал нам казну, зарезал сын. Василя Скворцова отравила Зоида. Охрим помер где-то в Азове от укуса бешеной крысы. Богудай Телегин утоп в проруби. Хорунжего изрубили ордынцы. Об утайной казне теперь никто не ведает!

Кузнец уставился оторопно на Меркульева:

— Господи! Я ить один в живых остался! Боле никого нет. Герасим Добряк не знает про сокровище. Как же так получилось, Игнат! Я ить не догадывался об этом! Не задумывался!

Меркульев усмехнулся:

— А ежли бы тебя сейчас бык боданул до смерти? Ась, Кузьма? И пропала бы наша казна?!

— Что же делать, атаман? Потребно признаться новым есаулам. Скажем про утайное сокровище Прохору Соломину, Панюшке Журавлеву, писарю Сеньке... Я их свожу на челнах к Магнит-горе, покажу схорон...

— Нет, Кузьма! К новым есаулам надо присмотреться. Пока мы ничего не откроем! А ты вот собирайся на челнах к Магнит-горе. Возьми своего Бориску. И моего сынка Федоску. Покажи отрокам схороны. Нам с тобой седина в бороду бьет. Мы и помереть могем. Потребно уперед глядеть на сто лет.

— Я завтра же уйду по реке, Игнат. На трех челнах. А Ермошку мне можно взять, атаман? Кажись, ему не опасно открыть утай казачий.

Меркульев покачал головой:

— Доверить утай Ермолаю можнучи. Но он не пойдет с тобой к Магнит-горе. Плохо ты знаешь своего молотобойца. Ермошка ринется на днях в поход с Нечаем на Хиву. И ничто его не удержит. Так что бери токмо двух отроков: Бориса и Федоску. И ни пуха ни пера! Ветра вам попутного в задницу!

Цветь сорок девятая

Писарь метался по избе суматошно: хватал то саблю, то пистоль, то мясоруб. Жену свою он отправил к Соломону:

— Иди, у меня важные и утайные дела! Ты мне мешаешь! Пшла вон!

Циля собралась покорно, но глянула с порога как-то уж очень пристально. Сенька выпил кринку молока, присел на лавку.