Золотой Василек

Галчонок топорщил крылья и отчаянно кричал. А девочка тихонечко с ним разговаривала, и голосок ее журчал, как таежный ручеек.

Инженер снял фуражку, заслоняясь от солнца, и окликнул девочку:

— Сударыня! Вы слишком высоко забрались. Не лучше ли спуститься пониже? А я помогу.

Девочка мельком взглянула вниз, склонив головку набок, ничего не ответила и, ловко перебирая ногами и руками по стволу, спустилась немного, потом ухватилась одной рукой за гибкую ветку, высвободила ноги и, оттолкнувшись от ствола, повисла в воздухе, раскачалась и прыгнула на плахи, сложенные высоким треугольником для просушки.

Инженер не успел ее разглядеть, как она уже перебралась по уступам треугольника и скрылась.

«Проказница!» — подумал он не без удовольствия.

Поравнявшись с верандой, он прочел объявление о часах приема и поднялся по ступенькам террасы.

Навстречу ему вышла полная дама средних лет. На ней было легкое серое платье из бумажного японского вуаля. Приветливое смуглое лицо и внимательные темно-карие глаза свидетельствовали о том, что она родилась не в этих северных местах.

Инженер представился:

— Курбатов Павел Георгиевич. Начальник местного порта.

Екатерина Николаевна пригласила его в гостиную. Одна дверь из гостиной выходила на стеклянную веранду, а противоположная — в столовую, посреди которой виднелся овальный обеденный стол. Екатерина Николаевна присела на мягкий диван в чехле и пригласила инженера рядом в кресло. Но Курбатов попросил разрешения постоять. Его высокая, статная фигура отражалась в трюмо. У него были небрежные и в то же время точные движения, и пленял юношеский блеск смелых, чуть насмешливых глаз. Курбатов, как многие путейцы, по традиции сохранял военную выправку. Известно, что Институт инженеров путей сообщения при Николае I входил в ведомство военных учебных заведений. Екатерина Николаевна это знала. Ей понравилось, что во всем облике инженера чувствовалась внутренняя дисциплинированность и требовательность к себе. Узнав все необходимое относительно определения дочери в гимназию, Курбатов откланялся и уже протянул руку за фуражкой — она лежала на подзеркальнике, — как взгляд его заметил в зеркале головку кудрявой девочки, той самой, что он видел на лиственнице с птицей. Девочка сидела на корточках в столовой, скрытая длинной камчатной скатертью, и, склонив голову к самому полу, вся раскрасневшаяся, сбоку разглядывала незнакомца.

В зеркале Курбатов увидел лукавые зеленые глаза, выбившиеся локоны и улыбку, которая освещала лицо.

Инженер невольно задержал руку на подзеркальнике. Заметив его пристальный взгляд, устремленный вниз, Екатерина Николаевна тоже посмотрела туда и увидела Надю. Ее тонкие брови чуть дрогнули, а карие глаза слегка прищурились: она хотела скрыть свое недовольство.

Надя живо поняла взгляд матери, почувствовала, как ей была неприятна такая проделка. Не разгибаясь, на четвереньках, уползла она из столовой в спальню и там, на кровати матери, затихла. Она успела разглядеть Курбатова. Вся его фигура, прекрасный костюм, выправка, как у военного, его непринужденность в обращении — все говорило о том, что инженер богат, независим и, пожалуй, тоже будет думать, что Надина мама слишком проста и не подходит на пост начальницы.

В городок все больше и больше наезжало богатых людей. Где же маме, скромной учительнице, дотянуться до них? Она по-прежнему чувствует себя народной учительницей. И прислуга в доме та же. И весь порядок жизни прежний. Только квартира стала больше. Нет, не оставят маму в гимназии. А тут еще Надя так подводит. «Что ж это? — скажут. — Какая невоспитанная у начальницы дочь! Как же можно доверить ей наших детей?»

Прошло несколько дней. Как-то утром Надя увидела на шпиле курцевского дома веселый флаг. Неужели Маня и Павка вернулись из далекого путешествия? Но не прошло и получаса, как сама Маня уже прибежала, словно она никуда и не уезжала. Она звала Надю и Лизу на «Василек».

Маня выросла, стала спокойнее. А главное, она свободнее разговаривала. Правда, слова произносила медленно, растягивая слоги, а все-таки это было очень хорошо!

— У нас теперь опекун, — сказала Маня.

А Наде было не до опекуна. Она так радовалась подружке! И на закате, когда верхушки лиственниц покраснели, девочки пошли на «Василек».

Игра началась, как будто дети и не расставались. Корабль плыл далеко, у опасных меловых берегов острова Уайт, и Павка не отходил от руля. Надя, впередсмотрящий, пристально вглядывалась, не грозит ли «Васильку» откуда-нибудь встреча.

В саду, среди зеленых кадушек с лимонами, мелькнула фигура в белом костюме инженера-путейца. Зачем он здесь? Надя не хотела даже думать о нем. Но Курбатов — а это был он — решительно шел к «Золотому Васильку». Поравнявшись с кораблем, он приветливо приложил руку к козырьку фуражки и попросил позволения принять его на борт. Павка скомандовал малый ход. Спустил шлюпку. Приказал приготовить парадный носовой трап. А Филька с Лизой нарочно его раскачивали, изображая бурю у английских островов.