Золотой Василек

Незаметно прошел день. Вечерняя звезда засветилась на небе, и на палубе «Владивостока» роса увлажнила парусиновый тент.

Все собрались в кают-компании, уселись на мягких диванах.

В окна было видно, как с гор ползут клочья тумана.

Павел Георгиевич сказал в трубку, чтобы капитан прибавил ходу.

Капитан и сам торопился: кто любит холодные туманы!

А Павел Георгиевич рассказал детям, как несколько лет назад возник проект перегородить дамбой Татарский пролив — между материком и Сахалином. Тогда считали, что причина туманов — холодное течение из Охотского моря.

— Ошибку эту заметил адмирал Макаров, — сказал Курбатов. — Он доказал, что такого течения нет. Туманы на побережье бывают потому, что Амур впадает в пролив в самом узком месте и загораживает путь теплому течению Куро-Сиво. Предлагали даже повернуть устье Амура, чтобы он впадал севернее — в Охотское море. Но и в этом проекте не все было верно. Летом с моря на материк дуют муссоны и гонят морскую воду с востока на запад. А вращение Земли поворачивает это течение вправо, на юг. Вот почему вдоль берегов Охотского и Японского морей идут с севера холодные воды, а на побережье висят пологом туманы. Надо победить эти холодные течения вдоль побережья, — сказал Курбатов.

— Правда? Это можно? — спросила Надя.

— Думаю, возможно. Мы и сейчас производим изыскания. Конечно, нужна большая проверка и точные расчеты. Если они подтвердятся, будем предлагать проект прорыть канал, чтобы отвести холодные воды в Берингово море. И тогда исчезнут туманы, земля станет лучше плодоносить. В Татарском проливе течение унесет ил и песок, Амур ведь постоянно заносит песком морское дно в лимане. И городок наш станет глубоким и притом незамерзающим портом.

— Какое это было бы счастье! — тихо сказала Надя.

— А папочка про это толстую книгу пишет, — гордо сообщила Люся, младшая дочка Павла Георгиевича.

— Это верно? — робко спросила Лиза.

— Верно-то верно, только нужно, чтобы это были не маниловские мечтания, а точный расчет. Тут нельзя щадить ни сил, ни жизни. Правительство дает очень мало средств для изысканий. Хорошо, что в этом заинтересованы промышленники, они не жалеют золота. Ради этого стоит его зарабатывать.

— А вы, Павел Георгиевич, тоже даете на это деньги? — спросила Надя.

— Сейчас это главный интерес моей жизни.

Лиза и Надя внимательно слушали Павла Георгиевича, хотя и не совсем поняли. А мальчики не принимали участия в разговоре. Они играли с Людой и Маней в бирюльки, и Гемка старался крючочком подцепить и вытащить из кучки крошечную кастрюльку и при этом не рассыпать всю кучку.

— Папочка! Ты всегда затеваешь скучные разговоры. Это интересно только Наде, а Лиза просто из уважения к тебе слушает. Расскажи такое, чтобы всем было интересно и весело, — предложила Люда. — Мы уже кончили игру в бирюльки.

— Согласен, — сказал Павел Георгиевич, чуть заметно улыбаясь и обнимая старшую дочь. Он знал, что она ревнива и не любит, если кого-нибудь выделяют в ущерб ей. — В таком случае, отгадайте загадку, — оживляясь, сказал Курбатов, и серо-стальные глаза его весело заблестели.

Он предложил разгадать небольшую сказку-загадку.

Дети задумались. Балованный Филька наугад говорил вздор, Павка хмурился и мучительно искал ответа. Лиза от смущения никак не могла сосредоточиться, что бывало с ней и на экзамене. Надя быстрее других отгадала загадку.

Присматриваясь к Наде, Павел Георгиевич всегда находил в девочке что-нибудь неожиданное.

Сначала ему понравилась ее жизнерадостность: девочка чему-то своему радовалась и резвилась. Потом его удивила глубокая и бережная любовь Нади к матери и особенно привлекали пытливые глаза, в которых он видел постоянное присутствие мысли.

Мать часто читала Наде вслух книги. Екатерина Николаевна любила хорошее русское слово. У нее был выразительный голос, и она передала его дочери. Нередко на «Васильке» Павел Георгиевич слышал милый, проникновенный голос девочки, когда она, подражая матери, старалась передать очарование книги и вкладывала в чтение самые душевные оттенки.

Не так давно она читала Мане, Лизе и мальчикам «Сон Макара», до этого прочитанный ей матерью.

Павел Георгиевич не очень любил Короленко. Но, услышав за дверью кают-компании на «Васильке» эту повесть в устах девочки, невольно остановился.

— «А после баба умерла, — читала Надя. — Ее надо было хоронить, а у него не было денег. И он нанялся рубить дрова, чтобы заплатить за женин дом на том свете... А купец увидел, что ему нужда, и дал только по десяти копеек. А старуха лежала одна в нетопленной, мерзлой избе, а он опять рубил и плакал. Он полагал, что эти возы надо считать впятеро и даже больше».

А когда Надя дочитала до того места, где говорилось о том, как старый Тойон сказал Макару: «Погоди, барахсан. Ты не на земле. Здесь и для тебя найдется правда!» — что-то дрогнуло в сердце Курбатова.

Он вдруг почувствовал тогда в горле стеснение. И, взволнованный, быстро ушел с «Василька»...

Темнело.

* * *