Золотой Василек

— Как только будет приказ, ваше превосходительство, — спокойно отвечал главный врач.

Между тем генерал быстро просматривал в своем столе бумаги, рассовывая по карманам френча деньги и документы. Потом достал из несгораемого шкафа портфель и сверток.

— Эй! Кто там из вестовых? — крикнул генерал.

Сейчас же, будто из-под земли, выпячивая грудь, вскочил и остановился в дверях кабинета молодой русский солдат.

— Пальто и этот сверток ко мне в коляску! — приказал генерал.

Солдат почтительно взял вещи:

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

— Я в штаб, ненадолго... — как бы между прочим, заметил начальник госпиталя, не глядя на главного врача и нервно рассовывая по карманам спички и папиросы. Потом взял портфель, чуть коснулся козырька фуражки и вышел.

Главный врач проводил начальника до коляски. Кучер тронул. И серые в дышлах лошади быстро помчали блестящий экипаж, но не в город, а по проселку, который уходил к Симбирску.

Главный врач пошел к себе в кабинет и вызвал сестру Лапочку.

— Видели? — спросил он, кивая головой в окно.

— Неужели удрал? — удивилась сестра.

— Конечно! Что же ему делать на Симбирском тракте. Заодно уж и весь денежный ящик ограбил. Сейчас их всех из города как ветром сдует. Однако осторожность необходима. Будьте, повторяю опять, начеку.

* * *

Бежавшие с верховьев Волги в Людоговку с опаской рассказывали, что оба Услона, и Верхний и Нижний, заняты красными. В Казани весь центр разрушен. Оперный театр зияет огромным проломом. И, вероятно, скоро красные ворвутся на окраины, так как очень уж много расклеено белыми воззваний к населению с призывом соблюдать порядок и с заверениями, что белые город ни при каких обстоятельствах красным не сдадут.

10 сентября ночью чехи оставили Казань. Отступив на Симбирск, они захватили огромные запасы золота, которое награбили еще в Пензе. Все, кто мог, бежали на пароходах, иные пешком брели по Чистопольскому тракту, надеясь, что красных вновь прогонят через несколько дней.

В ночь на 10 сентября Надя проснулась от звериного крика. Кричал мальчик Коля, сын Ромашова, в столовой, рядом с комнатой Нади.

Она с трудом поднялась с кровати, плохо понимая, что происходит. Уже несколько дней у нее болела голова, из ушей шла кровь и нестерпимо ныло все тело. Шатаясь, подошла Надя к двери, осторожно вынула ключ и посмотрела в замочную скважину: на полу, извиваясь в корчах, лежал Коля и пытался укусить руку отца. Тот бил его железной пряжкой ремня и пинал ногой в живот. Свеча горела на обеденном столе. Временами вспыхивая, она освещала искаженное страхом и ненавистью лицо мальчишки.

Пьяный Ромашов, совершенно обезумевший, бросился на пол и, дико вращая черными глазами, пытался грызть от бессилия крашеный желтый пол.

Неужели Надя пережила и эту бесконечную ночь! Что это? Тяжелый кошмар! Она просто больна и бредит: проснется, и ничего этого не будет.

Но прошел новый день. Лучи осветили сгоревшую бурую траву возле тротуаров, шелуху семечек, валявшуюся всюду, и весь этот отвратительный город.

Шатаясь, Надя вышла на крыльцо.

Даша с тупым страхом, озираясь, шла с помойным ведром. Поравнявшись с Надей, тихонько сказала:

— Колька-то ночью кудысь-то убег из дому. Сказывают, хотел вдариться к красным. Ночью его поймали и привели к отцу.

Отчаянная мысль мелькнула в голове Нади: бежать! Бежать или умереть. А ноги не слушались и, будто ватные, подкашивались.

Надя вернулась к себе. Даже не прикрыла дверь.

Без стука вошел к ней Ромашов. Не глядя, опершись спиной о комод красного дерева, он нагло, еле сдерживая себя, чтобы не ударить Надю, сказал:

— Вы, вероятно, считаете меня совершенным дураком. Я думал, вы умнее. Неужели вы, окончив университет, могли серьезно поверить, что найдется такой идиот, который предложит вам платоническую любовь? Но вы ошиблись. Я не позволю себя дурачить и делать посмешищем для других. Выбирайте: или вы станете моей женой и уедете со мной отсюда, или я прикажу вас сейчас же бросить на растерзание солдатам, как вашу прелестную подружку Серебрянскую.

Он еще что-то говорил, угрожал, издевался.

Но уже ничто не могло более устрашить Надю. Возмездие приближалось. Она вдруг с необыкновенной ясностью вспомнила всю свою жизнь, милые картины детства, мать, дом, любимых, дорогих людей.

Время остановилось. И вечность прошла перед нею.

Но, если бы Надя могла взглянуть на стрелки часов, она убедилась бы, что стрелка передвинулась всего лишь на минуту.

И еще вспомнила Надя, что в кабинете Ромашова она накануне видела склянку с синильной кислотой.

В открытое окно столовой кто-то резко окликнул Ромашова. Это был полковник — главный врач госпиталя.

Не отвечая Ромашову, Надя, собрав все силы, как будто и не была больна, твердым шагом пошла из своей комнаты прямо в кабинет Ромашова.

Он выскочил в переднюю, сразу придав лицу угодливое, подобострастное выражение.

— Извините, пожалуйста! Я вас на минутку оставлю. Присядьте, — приглашал Ромашов военного врача, пододвигая ему стул.

Но в это время в кабинете что-то тяжелое грохнуло на пол.