Золотой век

Царская ахат, боевая ладья с пышным прозванием «Нейти, поражающая нечестивцев на путях Хора» миновала крепость Пер-Амен и вошла в восточный рукав Реки в сопровождении двух дюжин ладей поменьше, которые тянулись за ней подобно стайке утят за мамашей.

Усермаатра Рамсес Мериамен Канахт Меримаат пребывал в исключительно благостном расположении духа, кое, однако, не могли разделить большая часть его военачальников и уж тем более простых воинов. Они сейчас тащились по пустынному берегу от Хазеты к крепости Джару и далее к Пер-Амен. Не самая приятная прогулка под палящим оком Ра, хотя и скрашенная духоподъёмными мыслями о скорой встрече с родными и предстоящей, без сомнения щедрой раздаче наград, ибо войско возвращалось с победой.

После долгой осады пал Аскаруни. Очередная победа в длинной череде успехов, начатых покорением Дапура. Вновь сын Амена распространил власть отца своего над землями нечестивцев. Многие свидетели Кадеша к сему времени сами уже уверились, что победили и там. Как иначе? По всей Священной Земле возведены красочные барельефы, прославляющие подвиги Величайшего. А что герой там оказался один — ну так что в том такого? Он живой бог. Пусть Триединый радуется успехам сына своего, ярко расцвечивая краски росписей, где фигура сына его одна противостоит многочисленным врагам, а воинам всё равно известно, что не позабыты они Величайшим. Многих он знает по именам. Старики пересказывают молодым истории о героях, отличённых повелителем, одарённых богатыми поместьями.

Годы успехов. Победы над презренными аму. Ни одного прямого столкновения с хета. Горы добычи, телеги и корабли который год натужно скрипят под тяжестью всякого добра, взятого в землях хазетиу, не ведающих бога. Тысячи пленников. И золотой шапкой на всём этом — смерть царя нечестивых хета. Помер проклятый Меченра и сожран Стражницей Амет, а Величайший будет жить вечно.

Да, Рамсес пребывал в прекрасном настроении. Он, как и его воины предвкушал отдых, вот только в отличие от них уже позволил себе расслабиться, возлежа на подушках на палубе огромной ладьи и лениво обозревая кишащие жизнью тростники.

Отдых. Ванна. И не походная, а большая. Огромная. Парящая. Опытные слуги разомнут мышцы, умастят, окурят благовониями. Потом в женский дом. Походные наложницы надоели. Одна из них, правда, понесла. Будет очередной сын. Он давно сбился, который по счёту. Может и дочь, он не против. Поистине Исет, Хатор и Бастет благоволят ему, как никому из тех, кто носил Двойную Корону.

Отдых. Он, Нефер-Неферу свидетельница, очень устал. Устал воевать, но намерен продолжать. Тогда, после Кадеша его больно кололи взгляды придворных. В них читалось: «А вот Величайший Сети был поистине велик». Это раздражало. Он теперь стыдился собственной слабости, когда три года после Кадеша и слышать не хотел о новом походе.

Но всё же пришли успехи. Он так никогда и не узнал, что это Меченра сам позволил ему их достичь. Менна не дал узнать и в кои-то веки смог скрыть слова Ассуапи даже от Пасера.

Менна находился здесь же, на ладье, вместе со стражей шардана.

Позади ложа неподвижно, будто статуя, замер Автолик. Ныне он приближен к фараону сильнее других. А причина тому — ночной бой под стенами Тунипа, когда осаждённые устроили вылазку и добрались до самого шатра Величайшего. Рамсес сражался тогда в одной набедренной повязке. Вот тогда, а вовсе не при Кадеше, он остался почти в одиночестве, окружённый врагами. Многие верные пали и лишь Автолик прикрывал спину повелителя. Вдвоём против многих они смогли продержаться до прибытия Менны с помощью.

Рамсес был благодарен. Он умел быть благодарным. Автолик щедро награждён, помимо этого ему обещано исполнение любой просьбы.

Обещано и Менне. Кое-что.

Некоторое время назад Рамсес думал, что Верховный Хранитель уже угомонился. Тот не вспоминал про Таруису пару лет. Да и если бы вспомнил, Величайший просто отмахнулся бы. Его ум занимали куда более важные вещи. Менна ждал. И вот когда на путях Хора наметился перелом в пользу Священной Земли, Менна вновь принялся подбивать клинья. Поначалу Рамсес не скрывал неудовольствия от его речей, но друг детства был на этот раз очень осторожен, дипломатичен. Тщательно, подолгу подбирал нужные слова. Чтобы каждое разило точно в цель.

Когда Рамсес осознал, что не находит слабых мест в рассуждениях Менны, он подумал, что тот, кажется, действительно всё больше начинает походить на своего брата.

Все уши ему Верховный Хранитель прожужжал. О том, как хорошо идут дела, но как они могут пойти ещё лучше. О том, какие малые усилия следует приложить и какой большой успех может быть достигнут. Успех, успех — это слово стало звучать в шатре фараона всё чаще.

Просто не надо больше посылать к акайвашта идиотов.

Сейчас Верховному Хранителю стало сложнее говорить о Таруисе с повелителем. Автолик слишком часто стал торчать безмолвной статуей за спиной фараона. А что ещё хуже — в один не очень прекрасный день Аменеминет с раздражением узнал, что повелитель ведёт с этим возвышенным неудачником беседы. А о чём — Сессу помалкивал.