— Не плохо, но мой дом в Хаттусе, — ответил ему посланник, — хотя я редко там бываю. Наверное, мало внимания домашним своим уделял.
— А я вот тоже думаю, что мой дом только здесь, в Вилусе. Хотя я мало где бывал, но знаю точно, что моё место здесь, в Трое, и не хотел бы жить в каком-то другом городе.
— Здесь много лучше, чем в других местах, — признал Хастияр, — вот, скажем за год до битвы при Киндзе побывал я на востоке, в Вашшуканни, царя Шаттуару предостерегал от необдуманных поступков. Так там тогда великая сушь стояла. Жара. Вся трава бурая. А тут хоть тоже жарко нынче, но кругом цветы, будто ковёр пёстрый.
Троянец внимательно слушал рассказы посланника о дальних краях. Выходило, что жизнь в Вилусе куда легче и приятнее, чем во множестве иных мест. Но кто знает, может жители жарких пустынь или далёкого севера считают свою родину наилучшим местом на земле и не хотели бы по доброй воле покинуть его.
— Да вы хорошо тут, в Трое, живёте, — заплетающимся голосом произнёс Анцили, слуга Хастияра, что вчера приехал с письмом, — у вас же море есть!
Анцили, успел крепко поддать с разрешения хозяина и сейчас наслаждался отдыхом. Блаженно щурился на солнце. Скоро ему в обратный неблизкий путь с ответным письмом.
Хеттору разглядывал вестника и думал, что Хастияр не очень похож на других хеттов. Те отпускали длинные гривы, зачёсывали волосы назад, брили усы и бороды. Хастияр не брил. Хеттору не раз и не два задумывался, почему так. Посланник, одетый, как троянец, сейчас действительно от троянцев не отличался.
Вот, верно, и разгадка — посланнику следует стремиться расположить к себе тех людей, в чьи края он приехал. Люди охотнее общаются с себе подобными, нежели странными чужаками. Хеттору подумал, что, не иначе, как по той же причине не бреет бороды и Хаттусили, ибо имеет дело с дикими косматыми горцами.
Хастияр слушал восхваления, которые Анцили пел морю и едва заметно кивал.
Да, море. Оно — источник благополучия, оно кормит тех, у кого хватает сил и упорства пользоваться его дарами.
«Тот, кто бороздит море, вступает в союз со счастьем, он жнёт не сея, ибо море есть поле надежды».
Здешний край мог многое дать человеку, надо было лишь прикладывать усилия, трудиться день за днём.
Сейчас, ближе к полудню, море было спокойным, словно вода в маленьком лесном озере. Ветер почти затих, и солнечные лучи искрились, отражаясь в воде, в тысячах тысяч мягких зеркал. Потому Левковасса, ближайший к Трое остров, который также был вотчиной приама, отлично просматривался с берега.
И на родном языке Хастияра, и на местном лувийском название острова означало одно и то же — «Белые одежды». Его так прозвали благодаря белым скалам. Аххиява в этом имени, Левковасса, слышали несколько иное — Левкофрис, «Белобровый». А в последние годы некоторые из них называли остров в честь его правителя, угула Тенна, сына Кукунниса, младшего брата Алаксанду[142]
.Зрелище здешних берегов стало уже настолько привычным посланнику, потому он первым заметил нечто новое. Какую-то дымку над островом. Там, на острове, стоял... нет, всё же не город — пока-что большое селение, выстроенное вокруг сторожевой крепостицы Тенна.
Сейчас, в хорошую погоду и крепость и селение можно было разглядеть с берегов Вилусы.
Прошло совсем немного времени и горизонт затуманился. Хастияр слегка прищурился, чтобы солнце не слепило глаза. Верно, ему не показалось. Над островом поднимался дым. А к берегу стремительно приближалась рыбачья лодка. Она немного кренилась на один бок, будто гребли в ней не слаженно, рывками.
Хастияр подошёл поближе, к самой воде. Все яснее видно, что над селением поднимается столб чёрного дыма. Вскоре, всего через несколько мгновений, на берегу услыхали, что в лодке кричат, зовут на помощь.
Лодка достигла берега. Хеттору зашёл по пояс в воду и помог подтащить её к песчаному пляжу. Из лодки выпрыгнул молодой мужчина, по виду здешний житель. Вместе с Хеттору они помогли выбраться на берег женщине с двумя маленькими девочками.
Рыбак с острова и его жена принесли в Вилусу новости, от которых разом кровь в жилах замерла. На посёлок на острове напали люди Аххиявы. Похоже, что вырваться с острова смогла лишь семья рыбака.
Молодая женщина держала на руках девочку, примерно лет двух. Её другая дочь, на вид не больше пяти лет, пряталась за юбку матери. Она рыдала в голос, просто заходилась криком. Ребёнок, конечно же, не понимал, с чем связано их внезапное бегство из родного дома. Оттого и не могла остановиться, плакала навзрыд.
Мать отдала младшую девочку мужу, а сама достала из мешочка на поясе игрушку из глины — расписного козлёнка и протянула его дочери. Она обняла ребёнка, гладила её по голове, что-то ласковое шептала на ухо, пока девочка не успокоилась и перестала плакать.
Хастияр заглянул в лодку, подумал, что надо забрать их вещи, да и ехать поскорее отсюда. Но в лодке было пусто, ни вещей, ни еды они с собой не взяли. Тем более, в доме здешнего рыбака вряд ли было серебро или иные сокровища. Единственной ценностью друг для друга были они сами.