Золотой век

Этому никто не удивился. А вот самому походу и воле ванакта удивились все. Думали, что сын Сфенела теперь закусится с Эдипом, а оно вон как получилось. Ходили слухи, будто царя к тому смог принудить ванакт Чёрной Земли. В Микены и верно заявилось очередное посольство, после чего началась скрытная подготовка к войне. Велась она до того умело и продуманно, что поначалу люди замечали только то, что царские писцы чего-то сверх обычного суетятся с табличками своими. Вроде и больше их стало, писцов-то. Да и многие из них — чужеземцы с крашенными глазами.

Народ жил себе, как обычно. Подати не увеличились, три шкуры ни с кого не драли. Но строили новые амбары, склады, а в Навплий зачастили корабли из полуденной страны, под завязку гружённые зерном, а также иным многочисленным припасом, без коего на войну лучше не собираться.

Если кто распускал язык о подготовке к войне, то царёвы слуги такие речи пресекали. А если пресечь не удавалось, то кивали на то, что стоит ждать кровавого спора с Фивами, кто тут ванакт настоящий.

Даже войско собралось как-то незаметно. Говорили, что на Тенаре, где сидел зятёк Палемона. На Эвбее, на Саламине, в Иолке.

В Микенах тишь да гладь. Никакого шума. Никакого скликания купцов, потребных для прокормления многотысячной рати. А рать-то собралась огромная. И не из одних ахейцев состоящая.

Флот составили из более чем двух сотен кораблей. Он прибыл к берегам Лесбоса, Лацпы по-местному, к назначенному дню почти одновременно с подходом большого войска союзников — шардана. Всем войском командовал Палемон, но некоторые в том сомневались. В шатре его часто видели некую загадочную фигуру. Чужеземца, о котором никто ничего не знал, прозвали попросту Меланподом, «черноногим». Его сородичей в войске насчитывалось десятка три и все — важные начальники.

Объединившись, пришельцы обрушились на городок Лирнесс-Лурманесу, или Руманесу, язык сломаешь. Это был один из «колесничных» городов троянского царя. Тут были обустроены мастерские, амотейонады, где ладили борта и колёса, делали упряжь. Здесь располагались конюшни на сто пятьдесят лошадей. По две на колесницу, одна заводная. Город выставлял по воле царя десятую часть от всех троянских колесниц и был в округе такой не единственный. Вокруг раскинулись привольные пастбища, цветущие сады, богатые поместья знати и воинов.

Талза с Тарвейей по наущению Меланпода скрытно и быстро прогулялись по колесничным городкам, да гарнизоны вырезали, врасплох застав большинство, лошадками разжились вдвое, даже втрое против того, что имели прежде. Ахейцы-то из-за моря мало лошадей привезли. Хлопотно это, гиппогоги[149] ладить. Да и где лучшие лошади, чем здесь в Ассуве? Не зря же целую страну обширную в их честь назвали. Лошадок то есть.

За считанные дни молодецким наскоком, ударив в нескольких местах, ахейцы и шардана загребли такую добычу, о которой в прошлые годы и мечтать не могли. Добра всякого горы, рабы, лошади и колесницы, не успевшие вступить в бой, оружие и доспехи. И это ещё не Троя. Даже не предместья её.

И тут как гром среди ясного неба — о чём-то разлаялся Палемон с Меланподом и свалил морем Левкофрис брать. Огрызнулся напоследок — что остров возьмёт, ибо дал клятву, что палицу свою в троянской крови омоет, но на этом всё. Палец о палец больше не ударит. Не зря с Автоликом дружбу водил. Нахватался премудрости, как клятвы нарушать, не нарушая.

Некоторые напряглись. Вспомнили, вот это самое «палец о палец не ударю» под Милавандой. Видать, в привычку у Палемона такое стало входить.

Но большинство не обратило внимания. Головы у воинов закружились от успехов. Тут-то и явилось троянское войско. Поначалу, как нож сквозь масло пролетели троянцы через ахейский лагерь, даже палисадом не окружённый. Налетев, как ураган, что крыши домов, будто пушинки в воздух взметает, троянцы разили пришельцев длиннющими колесничными копьями, давили конями.

Кому-то показалось, что сами боги этой земли пришли спросить с захватчиков за разбой, пролитую кровь, слёзы женщин и детей. Тут бы и очередной бесславный конец мог настать всему ахейскому предприятию, да лавагет троянский сам победу отдал — налетел в числе малом. Потом разобрались, что у него едва сотня колесниц была. И «бегунов» всего ничего.

Троянцы бились отчаянно и побежали не сразу, как увидели, что враг опомнился и осознал, что числом значительно превосходит защитников этой земли. Вот как лавагета их сразил Лигерон, тогда уж дрогнули. Да и то, уж на что Лигерон велик и могуч, даром, что молод, а с троянцем изрядно провозился. Сцепился в единоборстве, топором плечо разрубил, шлем дорогой, рогатый с головы сорвал. Троянцы лавагета отбили, немало своих при этом положив. Эвдор-мирмидонянин, ближник и побратим Лигерона, всё же сумел лавагету напоследок добавить — копьём дотянулся. Насмерть или нет, осталось неизвестным, троянцы отступили и вождя увезли.