Золотой век

На переплетёных ремнях лежал Куршасса. Правое плечо раздроблено, его успели наскоро перевязать обрывками одежды. Кровь текла из-под куска полотна, она смешалась с пылью, которая осела на повязки за время пути. Такое же кровавое пятно расплывалось в верхней части живота.

Он никого не узнавал, но, то и дело шептал что-то непонятное.

Люди засуетились, предлагая помощь. Никто не знал, как следует поступить с раненым.

— Я успел, — тяжело выдохнул Эримала, — боялся, что не смогу его домой довезти.

Хеттору огляделся по сторонам, явно высматривая кого-то. Хастияр знал — кого.

Этримала провёл ладонью по лицу.

Хеттору сжал зубы. Ничего не сказал. не нужны тут уже слова.

Царевича следовало отвезти в верхний город, во дворец. Если он смог выдержать дорогу до города, то доехать к родному дому тоже сможет. В первые мгновения так все и подумали.

Но потом кони сделали ещё пару шагов. Колесница дёрнулась. От слабого толчка Куршасса застонал.

Потому решили, что не следует его тащить в цитадель. Подбежали люди с носилками. Царевича аккуратно переложили на них и отнесли в ближайший дом, который находился возле ворот.

Дом принадлежал гончару. Он был маленьким и тесным, по сравнению с богатыми домами в цитадели, и не мог вместить родственников и друзей царевича, которые сбежались, едва услышав о несчастье.

Алаксанду сидел рядом с сыном. Шерстяное покрывало, которое застелили на ложе, успело пропитаться его кровью. Куршасса никого не узнавал, он шептал что-то бессвязное, только вздрагивал, когда отец пытался напоить его. Царевич то и дело перебирал пальцами, будто пытался стряхивать с себя невидимые пушинки.

Элисса тихо вошла в комнату, она села рядом с Алаксанду. В дверях она столкнулась с Хастияром. Он посторонился, пропустил её к мужу. А Элисса вдруг отшатнулась от него, словно прикоснулась к расплавленному металлу. Она смотрела на умирающего мужа так, как будто видит кошмарный сон и никак не может проснуться.

Элисса наклонилась к царю и сказала ему несколько слов. Алаксанду только кивнул в ответ, согласился с невесткой. Не следует приводить ребёнка.

Он совсем малыш.

Не нужно.

Хеттору взял Куршассу за руку, наклонился к нему и начал говорить. Но всё было бесполезно, лучшего друга царевич тоже не узнал. Тогда Хеттору опустился на колени и сел прямо на пол.

Так бы он долго сидел возле ложа, замерев и став третьим, чьё горе невозможно было измерить.

В комнату вошёл Хастияр. До сих пор он стоял в дверях и не пускал посторонних, так как не смог найти себе другого занятия. Он положил Хеттору руку на плечо. Тот снизу вверх посмотрел хетту в глаза и повиновался невысказанной просьбе. Они вышли наружу.

— Останься за старшего сейчас, — сказал Хастияр, — пусть они простятся. А за людьми присмотр нужен. Собрать всех, кто вернулся. Оружие раздать, кладовые проверить.

— Проверил уже, — пробормотал Хеттору.

— Проверь ещё раз. Вдруг, что-то упустили.

Троянец только посмотрел в сторону двери, за которой сейчас умирал его лучший друг. Потом он молча пропустил Хастияра вперёд себя, и сам встал на колесницу.

Был бы здесь Ассулапийя, смог бы что-нибудь сделать?

Кто же теперь знает...

Вечер опускался на город, но жара не спадала. Было душно, пыль казалось, так и стояла в воздухе. Только лишь с наступлением сумерек с моря подул лёгкий ветер. Он немного ослабил жару, принёс желанную прохладу.

С наступлением ночи Куршасса умер. 

Глава 17. Стены Трои

— Гнев, богиня, воспой Палемона, Алкеева сына! Гнев проклятый, страданий без счёта принёсший ахейцам...

— Не каркай, дурень! — раздражённо бросил Мелеагр, оборвав стройный звон струн и мелодичный голос кикона.

Орфей от неожиданности вздрогнул и одну струну порвал. Печально осмотрел лиру, потом с досадой взглянул на Мелеагра.

— Чего ты так орёшь Ойнид?

— Рот твой поганый затыкаю. Ишь, чего удумал. Страдания бессчётные накликать.

— И верно, перегнул ты здесь, Орфей, — осторожно заметил Оикл, сын Антифата, слушавший певца, — дела-то отлично идут, даже я не ожидал таких успехов, да без Алкида.

— Горе нам всем без Алкида, — пробурчал певец, — попомните мои слова, да поздно будет. Я бы не стал продолжать. Не к добру эта ссора, ох не к добру.

— Да ты известное ссыкло! — усмехнулся Мелеагр, — что тогда, что сейчас, толком и драки-то не было, а уже китуна сзади побурела и пованивает.

— Я в тот раз и не подряжался на край света с вами переться! — возмутился Орфей, — я Бореадам помогал, родичам.

— Да какие они тебе родичи.

— Уж роднее, чем вы, ахейцы.

— Оно и верно. Чего вот только сюда припёрся? За лёгким золотишком?

— Никто не обещал, что оно лёгким будет, — возразил Орфей, — ни тогда, ни сейчас. И если уж припоминать, кто где сильнее обгадился, то могу тебе спеть, как некие богоравные герои храбро убедили себя, что доблестью великой будет не на Трою напасть, а несколько захудалых лачуг ограбить. Проще так, вестимо, а значит великая в том мудрость и отвага. Хочешь таких песен, герой Мелеагр? Их есть у меня.

Курет потянулся к мечу, но Оикл проворно остановил его.