Золотой век

А потом Амфитея завела разговор с хозяевами, что пора ей ехать. Посчастливилось ей в живых остаться, вот и надо довести дело до конца, отдать долг. Ведь хетты не знают, что их западным союзникам угрожает опасность. Надо их предупредить, что готовится поход ахейцев на Трою.

Эсим и Антилея принялись отговаривать её от неразумного решения. Ведь теперь у неё есть сын, а кроме матери у маленького Эсима больше нет никого.

— Что же ты надумала, — вздыхала Антиклея, — как же поедешь с грудным ребёнком? Ведь сначала морем плыть, а потом почитай всю страну Хатти проехать, с юга на север. Путь до Хаттусы не близкий. Родни у тебя там нет, помочь, выходит, будет некому. Не торопилась бы ты. Может, письмо, какое послать?

— Да мне и некого с письмами посылать, — Амфитея вдруг помрачнела, вновь вспомнив о прошлом, — кому я буду писать? Во всём царстве Хатти меня только один человек послушает. Вот к нему я и поеду, он найдёт, как походу ахейцев помешать.

— Ну, что тебе тот город? — не отставала от неё Антиклея, — мало ли городов на свете, это не твой дом, там у тебя родни нет, ты даже и не была там никогда. Стоит ли малыша опасностям подвергать?

Тут уже и Эсим не выдержал, принялся убеждать её отказаться от рискованного поступка. Да и начал говорить о таких вещах, о каких старались не вспоминать. Не ворошить прошлое, чтобы не причинять боли ни себе ни другим.

— Тебе Амфитея, нет нужды никуда уезжать. Оставайся с нами. По годам ты нам с женой, как дочка родная. Была бы у нас дочь, может, и уберегли бы. Не звало её бы море, не шла бы навстречу опасностям. Потому, оставайся в нашем доме и нашем роду. Будем звать тебя дочерью, если ты, царевна, не погнушаешься простыми людьми.

Тут у Амфитеи дыханье перехватило, она вдруг поняла, какие мысли она отгоняла всякий раз во время жизни на Алаши. И о чём ей мечталось, чего вдруг захотелось сейчас.

Да, царевна. Теперь она последняя из рода морских царей, единственная наследница Миноса. Но старый Крит погиб, его не вернуть. А всё могло быть иначе, не случись однажды войны. Если бы Тесей не отправился в поход на критян, царственный Кносс стоял бы до сих пор. И она была бы там и любимой дочерью, и наследницей древнего рода, а может быть и госпожой над критскими владениями.

В её воображении разом пронеслись и царский дворец на Кноссе, лица отца и матери, и весь, когда-то прекрасный город. И ещё она представила себя, совсем другую Амфитею из Кносса, не страдающую втайне от душевных ран, а спокойную и счастливую.

Всё могло быть иначе, не сломай её жизнь искатель лёгкой наживы, который называл себя богоравным героем. Не было бы войны, всё было бы по-другому.

А теперь такая же печальная судьба ждала другой город, ничем не повинный перед завоевателями. Теперь пришла очередь Трои стать жертвой захватчиков, называющими себя богоравными. Снова будут гореть города, плакать вдовы и сироты над телами павших мужей и отцов. И много лет спустя кто-то будет вспоминать о прошлом, и думать: «Не случись войны, и моя жизнь была бы лучше и счастливее».

Да разве сможет она сейчас остаться дома, стать дочерью для этих простых и замечательных людей, и пренебречь своим долгом? Знать о готовящихся несчастьях и не помешать им? Кто знает, может её сын вырастет на Алаши и узнает всю её историю. Как отнесётся тогда к матери, не отвернётся ли от неё?

Она вновь вспомнила о Тесее. Нет, такой судьбы она бы не хотела. Его сын бросил дом отца и отказался от его имени. Что толку в том, что у Тесея есть сын? Его род он никогда не продолжит, просто никогда не скажет имя своего отца.

Что же, она сделала свой выбор. Пожертвует своим благополучием ради исполнения долга. Она так мечтала о ребёнке, так молилась богам. Но боги за просто так ничего людям не дают. Потому и богиня позволила родиться сыну Амфитеи и хранила её саму от бедствий только затем, чтобы та выполнила свой долг.

Уговоры длились не день, и не два. Наконец Эсим и Антиклея сдались, не смогли переспорить Амфитею.

— До Тархунтассы я тебя довезу, — сказал ей Эсим.

* * *

Гостья говорила по-хеттски хорошо, её чужеземный выговор был едва заметен. Аллавани с любопытством разглядывала Амфитею, слушала её историю, пыталась вникать, но постоянно срывалась в собственные воспоминания и переживания — рассказ Хастияра о противостоянии в Милаванде.

После провала в Афинах Хастияр зимовал в Трое, не поехал в столицу. Собирался по весне снова присмотреться к Аххияве. Раздумывал, изменится ли что-то в поведении Тесея. В Хаттусе к его троянскому сидению отнеслись по-разному. Тур-Тешшуб спокойно, а вот Муваталли нервно. Масла в огонь подливал царский сын. Урхи-Тешшуб зудел у отца над ухом, что Хастияр струсил. Вот, дескать, провал и сразу в кусты, боится в столице глаза показать.

И провал-то был не сына Первого Стража, а всей политики Хатти, но как-то так само собой получилось, что этой неудаче присвоили имя Хастияра.