Золотой век

Дорога лесом была настолько узка, что едва можно было проехать тройками.

Кони лесом шли шагом.

— Эй, молодцы, удалые охотнички, потешьте моих гостей сиятельных веселой песней, разгоните их тоску! — громко крикнул Пустошкин, обращаясь к холопам.

И вот ночная тишина векового леса нарушилась громкой русской песней.

Эхом несется она и замирает где-то далеко-далеко.

Невольно заслушались этой песней князь Платон Алексеевич и княжны.

Обязательно и благотворно действует та песня на их расстроенные нервы.

В той песне говорится про неравную любовь добра молодца удальца к княжьей дочери. Как проведал про ту любовь неравную сам грозный князь и как предал лютой казни полюбовника своей дочери; как княжна-красавица ночкой темной на сырую могилушку друга сердечного хаживала и слезы горькие проливала, свою злую судьбину прокли-наючи.

— Стой, молодцы удалые, я вам велел моих гостей потешить веселой песней, а вы похоронную затянули, еще, чай, больше тоску на них нагнали. Пойте плясовую, да так, чтобы ноги ходуном ходили, все суставы говорили!..

И вот на смену грустной песне раздалась залихватская, плясовая… Сам Пустошкин, стоя в телеге, звонко подпевал.

— Папа, что это за люди?.. — спросила Наташа у отца, показывая на холопов Пустошкина.

— Я и сам не знаю…

— Это разбойники, непременно разбойники… Мы погибли, Натали, погибли!..

— Полно, сестра, тебе везде со страху разбойники грезятся…

— Ну кто же это, кто?.. И вид-то у них разбойничий и песни тоже какие-то разбойницкие…

— Папа, милый, посмотри, нас как под конвоем везут… Папа, ты что-то от меня скрываешь, — нас, видно, насильно везут? — с тревогой в голосе спросила молодая княжна.

— Кто говорит тебе про насилие, здесь никакого нет насилия!..

— А зачем же нас окружили эти люди? зачем?..

— Вероятно, для… безопасности, — успокаивал дочь князь Платон Алексеевич.

— Нет, тут что-то не так, нетрудно догадаться, Натали, что мы попали к разбойникам и вот этот, что на тройке едет, наверное, атаман… Не в добрый час мы выехали, не в добрый!.. — чуть не плакала княжна Ирина Алексеевна.

— Слушай, Наташа, и ты, сестра, покуда я жив и с вами ничего худого случиться не может. Я не допущу и словом вас обидеть, если что и случится с нами, дешево я не продам ни вашу, ни свою жизнь!.. С нами верные и преданные слуги, хоть их и немного, но каждый из них готов пожертвовать за нас своею жизнью: я с вами — повторяю, бояться нечего, — твердым голосом проговорил князь Полянский.

Эти слова князя несколько успокоили княжну Наташу и ее тетку.

Ночь была, как уже сказали, светлая, лунная, и скоро наши путники увидали, что подъезжают к какой-то чудной и странной постройке.

На поляне, окруженной со всех сторон громадными сосновыми деревьями, стоял дом, высокий, узкий, в три жилья, похожий на четырехугольную башню, с черепичной крышею, с вышкою.

Дом этот, или замок, обнесен был высокой кирпичной стеной с башнями по углам, похожей на монастырскую ограду.

Посреди ограды находились железные ворота.

К этим воротам прежде всех подъехал Пустошкин, громко, как-то особенно в них стукнул; в ответ на этот стук ворота быстро отворились.

На двор высыпала целая толпа заспанных людей, кое-как успевших накинуть на плечи кафтаны.

Эти люди шеренгою выстроились в два ряда и низкими поклонами приветствовали возвращение своего господина.

— Прошу покорно, князь!.. Въезжайте… — останавливаясь в воротах и показывая на двор, громко проговорил Пустошкин.

Волей-неволей пришлось исполнить это князю, и когда все въехали, за ними гулко затворились ворота, загремели засовы и замки.

— Что же, мы теперь в вашей власти, так! — посматривая на железные ворота и высокую ограду, проговорил странному хозяину князь Платон Алексеевич.

— Да, князь, только до утра!.. Утром отворятся ворота, и мы проводим вас с честью…

— Послушайте, как вас там!..

— Дворянин я, Егор Захарьин, сын Пустошкин, к вашим услугам, князь!

— Я… я должен вам сказать, что князь Платон Полянский за честь свою сумеет постоять, обиды он не прощает и обидчику жестоко мстит!..

— Ну, я не таков, князь, за обиду плачу добром. Давеча вы, князь, ругали меня, к разбойникам причислили, мало того, собирались, как холопа, бить меня плетьми, но я, мол, не злопамятен и прошу радушно князя и княжен ко мне в хоромы, ужин готов и доброе винцо найдется…

— Прошу пожаловать за мной сиятельных гостей! — громко проговорил Егор Пустошкин, показывая на отворенные двери крыльца своего дома.

Князь Полянский и княжны пошли по двору между двумя рядами безмолвно стоявших холопов.

IX

Кто и что за человек, повстречавшийся с княжнами и назвавшийся помещиком Егором Пустошкиным?

Мы уже знаем, что этот помещик Пустошкин почти силою привез в свою лесную усадьбу князя Платона Алексеевича Полянского и княжен, — и усадьба эта, как-то странно, неизвестно в каком стиле построенная, напоминала собой как бы странный нрав ее хозяина или владельца.