Золотой век глины. Скульптурные группы из раскрашенной терракоты в художественной культуре раннего итальянского Возрождения

Мировоззрение переходного времени – XV столетия – было насыщено средневековыми реминисценциями. При этом значение мистико-пантеистического учения для развития ренессансной философии более велико, чем значение номинализма или аверроизма. Так, философские представления Мейстера Экхарта оказали значительное влияние на крупнейшего представителя ренессансной мысли XV столетия Николая Кузанского (1401–1464).

Кузанец признаёт Бога как некий абсолют, бесконечное высшее начало, которое, хотя и мыслится, как более совершенное по сравнению с природой, не существует вне её, являясь как бы сущностью природы, растворённой в ней. Эту сущность мыслитель называет «душой мира». Интересно, что в диалоге Философа и Простеца «Об уме» встречается отождествление «души мира» одновременно с Богом и природой: «…душой мира Платон называл то, что Аристотель – природой. Но я полагаю, что эта душа и природа есть не что иное, как Бог, который всё во всём создаёт, и которого мы называем духом всего в совокупности»[87].

Представления о бесконечности природы и Бога привели философа к созданию гносеологической теории «учёного незнания».

«Мудрость, – которую все люди, стремясь к ней по природе, ищут с такой страстностью ума, познаётся не иначе как в [знании о] том, что она выше всякого знания и не познаваема»[88]. Однако это отнюдь не означает, что человек не должен стремиться к познанию бесконечного. Напротив, совершенно в духе ренессансного гуманизма, Николай Кузанский видит цель человека в познании, духовном освоении мира. Познание представляется ему в виде никогда не завершающегося процесса: «Не являясь истиной, наш разум тоже никогда не постигает истину так точно, чтобы уже не мог постигать её всё точнее без конца…»[89]

Онтологическая теория «развёртывания» Бога в мире (то есть реализации абсолюта в конкретных вещах) в области гносеологии – переключает сознание человека на познание реального мира, в котором каждая вещь обретает особую ценность не только и не столько сама по себе, сколько как часть целого – Вселенной.

Онтология Николая Кузанского сочетает в себе традиционные средневековые представления о единстве мира со свойственным номинализму признанием значения каждого отдельного предмета. Однако если средневековая теология видела единство мира как иерархию символов; если у номиналистов мир оказывался распавшимся на отдельные не связанные между собой элементы, причём каждая реальная вещь мыслилась в качестве символа универсалии, а число универсалий, якобы существующих в уме познающего субъекта, оказывалось по сути неограниченным, и они никак не связывались между собой, то у Николая Кузанского мир – это бесконечное единство равноценных вещей, организм, проникнутый божественным бытием и поэтому совершенный, находящийся в постоянном движении и цельный.

Диалектика общего и единичного в учении Николая Кузанского имела важное методологическое значение для развития реалистических эстетических взглядов и реалистических форм искусства северного ars nova и раннего итальянского Возрождения. Интересно, что выдвигая эмпирический и индуктивный методы познания в качестве основных, Кузанец приводит пример из области искусства: «Живописец учит ученика начертывать стилем многие частные формы, только потом наступает переход от упражнений к науке художества. Наука есть возведение частных знаний во всеобщее искусство…»[90] Из его учения следует, что одной из форм реализации стремления человека к познанию бесконечной Вселенной является художественная практика, в процессе которой художник пытается создать наиболее полную картину реального мира.

Представление о гармоническом единстве конечного и бесконечного у Николая Кузанского служит как бы философско-теоретическим обоснованием смены эстетики готического натурализма детали эстетикой целостного реалистического видения мира. «Раньше, чем живописцы, он (Николай Кузанский – Е. К.) в интеллектуальном смысле проложил путь к тому пониманию природы, которое во всей полноте впервые было достигнуто в искусстве»[91].

Очень важно отметить, что положение о бесконечности и относительности познания связано в эстетике Кузанца с осознанием относительной ограниченности реалистических возможностей искусства: «Искусство по мере сил подражает природе, но <…> никогда не сможет в точности уподобиться ей…» [92].

Характерно, что в качестве основных ценностей земной жизни Николай Кузанский провозглашает свет и красоту, понятия о которых являются основополагающими в эстетике. Свет и красоту философ объявляет абсолютными атрибутами Бога. В мире они проявляются в конкретных формах, соприкоснувшись с которыми творческая мысль человека начинает в разумном стремлении восходить к пониманию прекрасного (под «прекрасным» имеется в виду абсолютная красота Бога)[93]. Нам представляется, что в этих размышлениях о красоте уже содержится в зародыше альбертиевская идея «синтеза» красоты.