Золотой век. Книги 1 - 3

Он неожиданно помрачнел и с укором добавил.

— А ты меня в охапку! Ай — яй — яй!..

Ларций несколько мгновений усиленно прикидывал, что могло выйти из подобного решения. Действительно, теперь в ставке не до переговоров с бедуинами!

Он холодно глянул на Флегонта.

— Ты плохо усвоил философию, которой обучал тебя Эвтерм. Мудрец в любой обстановке сохраняет невозмутимость, а ты обрадовался, как мальчишка. Что Лузий Квиет и Цельз?

— Еще и Пальма. Он вчера утром примчался из Петры. Втроем они закатили скандал императору, отчего Траян почувствовал недомогание. Все попрятались. Ждут.

— Чего ждут? — спросил префект.

Флегонт укоризненно глянул на патриция, потом развел руками.

— Говори, — настоятельно приказал Ларций.

— Ну… как оно все обернется?

— Что обернется?

— Ну… приступ.

— Адриан у Марка?

— Да.

— Где Квиет, Цельз, Пальма?

— Пальма еще затемно отправился назад в Петру. Цельз в ставке, а Квиета собираются направить в Мавританию. Там, говорят, крупные беспорядки. Говорят, он сам просил об этом.

Он сделал паузу, потом нерешительно добавил.

— Еще говорят, что тебя метят на место Квиета. Не забудь, я первый сообщил тебе об этом.

— Не забуду. Скажи, Флегонт, ты всегда был искренен со мной — и когда уводил Зию, и когда встретил меня в Антиохии, — чего ты ждешь от этого решения?

Раб вмиг посерьезнел, напрягся, поиграл бровями — глаза у раба голубые, холодные, рыбьи, — и отчетливо выговорил.

— В дело вступили частные интересы, префект. Струна натянулась, а что будет, знают только боги.

На том и расстались.

Дома Лонг, срывая раздражение на Таупате, устроил ему выволочку за то, что тот проморгал такое важное событие, как назначение молокососа главнокомандующим.

Красивый, мордастый парень усиленно поморгал глазами, потом обиженно заявил.

— Господин, я здесь ни при чем. Я молод и глуп. Надо было предупредить, чтобы я не спускал глаз с императора, наместника и верховных полководцев.

— Дурак! — схватился за голову префект. — Не вздумай следить за императором или наместником? Твое дело подружиться с их рабами — с подавальщиками еды, банщиками, конюхами, возницами, обязательно с форейторами — они все слышат, все подмечают. С их любимчиками, наконец.

— Вот еще! — хмыкнул Таупата. — Они все страшные гордецы и зануды. Каждый метит в вольноотпущенники. Мне с ними неинтересно. К тому же ни у императора, ни у наместника сейчас нет любимчиков.

— С кем же тебе интересно, чтоб тебе пусто было? — удивился хозяин.

— С гладиаторами! — признался мальчишка, затем восхищенно добавил. — С Марциалом — похабником, Евменом — грязнулей, с Клектором и Германдом. Они кучкуются в старых казармах за домом наместника. Адриан отдал их в наем ланисте Петрицию.

— Интересно, как они допустили тебя в свою компанию? Где ты с ними встречался?

— В городских банях. Вчера там был сам Марциал и фракиец Целад. Они приглашали меня на завтрашнее представление. В город пригнали сотню диких львов, все голодные. Просто жуть, какие кровожадные!

Таупата отличался исключительной силой, красивым телосложением. Умению обращаться с оружием его лично обучали Ларций и Эвтерм. Младенцем он пережил смерть матери — дакийки, взятой в полон за Данувием. Мать Ларция, старенькая Постумия собственными руками выкормила и выходила его. Таупата и прежде увлекался гладиаторскими боями, скачками и цирковыми представлениями, других разговоров у него не было, но в Антиохии он буквально пропадал в цирке. Сколько Эвтерм не убеждал мальчишку, что в настоящем бою от таких, как Марциал или Германд, толку немного, все было напрасно. Мальчишка грезил героями арены, пусть даже все гладиаторы, как отзывался о них господин, кривляки, напыщенные пустозвоны, способные произвести впечатление только на бесстыжих девиц и распущенных матрон, для которых всякий негодяй, взявший в руки оружие и вышедший на публику, царь и бог.

Лонг вздохнул, с жалостью глянул на малого и приказал.

— В следующий раз подбирай для бани более достойную компанию, а не липни ко всякому сброду.

* * *

Официального подтверждения произведенных перемен в командовании армией так и не последовало. Весть о состоянии императора, о назначении Адриана тщательно скрывали от публики, и все‑таки уже на следующий день эта новость стала известна в Антиохии и кругами побежала по Азии, по вновь покоренным землям.

Вечером из пустыни на вязку со Снежным спешно доставили кобылу шейха. Это было неопровержимым доказательством, что соседние бедуины определились, и дело теперь за скорейшим оформлением соглашения. Однако удовлетворение, которое испытал Ларций, омрачалась тем фактом, что теперь, после возвышения Адриана, никому не было дела до бедуинов. Более того, о самом Лонге тоже забыли. Желающих навестить скрытного, так до конца и не прояснившего свою позицию префекта, официально считавшегося недругом будущего главнокомандующего, не нашлось.