Золотой век

— А за то… Кто нам вольную дал, кто нас поит и кормит и угол дает? Кто, я тебя спрашиваю?

— Знамо, кто… чай, князь, — робким голосом ответила Пелагея Степановна.

— За сие и должны мы служить его сиятельству, не жалея своего живота. Поняла?

— Поняла, Егорушка, поняла…

— Ты бы вот лучше разведала, зачем, для чего в такую пору наш князь княжен сюда прислал? Ведь неспроста это?..

— Где спроста. Вишь, в чем-то провинилась молодая княжна.

— А ты почем знаешь; или кто про то тебе сказывал?

— Сказала, Егорушка, сказала.

— Кто?

— Анютка, девка дворовая, что из Москвы с княжнами приехала.

— А за что князь прогневался на дочь? Про то тебе девка не сказывала? — спросил у жены Егор Ястреб.

— Под большою тайною и про то Анютка мне сказала.

— Ну, ну… что сказала…

— Вишь, наш князь застал княжну в саду ночью с милым дружком, — таинственным голосом промолвила мужу Пелагея Степановна.

— Вот оно что… Не думает ли князь отсюда дочку-то в казанскую вотчину отправить, может для сего и меня туда посылает.

— Все может быть, Егорушка.

— Наверное так, — решил старик-приказчик; он остался очень доволен тем, что ему, наконец, удалось узнать, за что князь Платон Алексеевич выслал из Москвы свою дочь.

Приказчик Егор Ястреб выехал в Москву. Дворовые и крепостные мужики вздохнули свободнее и рады были его отъезду.

Не с сожалением и с хорошими пожеланиями проводили они сурового и требовательного приказчика, а с бранью и проклятием.

Не оставил Егор Ястреб после себя хорошей памяти, не добром его вспоминали мужики.

Невесела и однообразна текла жизнь княжен в ярославской вотчине; ни выходу, ни выезду им не было.

Да и куда им было ехать; с соседями княжны не были знакомы.

Кроме того, камердинер Григорий Наумович имел от князя строгий приказ никого из посторонних не принимать и не допускать в усадьбу и тем паче в дом.

Ворота усадьбы день и ночь были на замке, а ключи находились у Григория Наумовича.

Княжны могли гулять только по двору и по саду, для чего сад и двор были расчищены и посыпаны песком.

Княжна Ирина Алексеевна не особенно скучала и проводила время за чтением «чувствительных» французских романов.

Зато бедняжка Наташа скучала страшно: от скуки она просто не находила себе места; но вот на выручку княжне явилась веселая, беззаботная красавица Таня, которая своей веселостью и болтовней умела разгонять ее тоску.

Княжна Наташа как-то раз увидала Таню в саду, обласкала ее и разговорилась. Таня была любительница говорить и веселиться; она была не из робких и нисколько не стесняясь стала разговаривать с княжной как с ровней. Танина веселость и откровенность очень понравились Наташе.

Молодые девушки скоро сошлись и даже подружились; эта дружба предохранила княжну от отчаяния и заставила ее на время забыть гнетущее горе.

XXXIV

— Здорово, Егор, когда прибыл! — спросил ласково князь Платон Алексеевич у вошедшего в его кабинет старика-приказчика.

— Только сейчас, ваше сиятельство, — кланяясь своему господину чуть не до земли, ответил ему Ястреб.

— Поди устал с дороги; ведь не мало проехал.

— Ничего нашему брату не делается, не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.

— Ну, как княжны?

— В вожделенном здравии находятся, — ваше сиятельство. Их сиятельство изволили прибыть вдруг, нечаянно… в дому непорядок застали.

— Какой?

— Горницы были не приготовлены для их сиятельств.

— Но ведь ты не знал, что княжны приедут, потому и не приготовил.

— Так точно, ваше сиятельство…

— Ты, Егор, слышал, зачем я потребовал тебя в Москву? — после некоторой задумчивости спросил у старика-приказчика князь Полянский.

— Слышал, ваше сиятельство.

— Я хочу послать тебя в мою казанскую вотчину… Ты будешь получать от меня жалованье вдвое больше того, которое получал, управляя ярославской усадьбой.

— Всепокорнейше благодарю, ваше сиятельство.

— Не в благодарности, старик, я нуждаюсь, но в твоей преданности, — возвышая голос, как-то значительно проговорил князь Платон Алексеевич.

— Я и то завсегда, ваше сиятельство, готов.

— Ладно, старик. Я знаю, ты верен мне и предан, то и другое я уже испытал и за сие тебе большое спасибо!..

— По гроб я верный раб вашего сиятельства.

Егор Ястреб, тронутый словами и ласкою князя Платона Алексеевича, повалился ему в ноги.

— Встань и слушай, Егор!..

— Слушаю, ваше сиятельство…

— У меня есть злейший враг.

— Прикажите, ваше сиятельство, я, как ваш верный пес, глотку ему перегрызу.

— Перегрызешь, Егор?

— Перегрызу, ваше сиятельство.

— Ну, этого покуда делать не надо… ты только будешь стеречь его, зорко стеречь.

— Слушаю, ваше сиятельство.

— В моей вотчине, что под Казанью, есть под домом каменные подвалы. В них мой дед покойный сажал непокорных и провинившихся рабов. Вот в одном из таких подвалов и буду я морить моего лютого врага. Я осудил его на вечное заточение. Он до смерти будет сидеть в подвале, не отличая дня от ночи… пищею его будет только хлеб и вода. Для всех он должен умереть… ты понимаешь, что я говорю, понимаешь ли? — не спросил, а как-то крикнул князь Полянский, пронизывая своим грозным взглядом Егора Ястреба.