Золотой век

До офицера Серебрякова, все еще находившегося в заключении, дошло, что в Казанской губернии неспокойно: какой-то казак-пройдоха, назвавшись именем покойного императора Петра Федоровича, волнует народ, и мятежные казаки целыми сотнями пристают к нему. Все это сообщала ему приемная дочь приказчика Егора Ястреба.

Таня аккуратно почти всякий вечер влезала на дерево, росшее рядом с окном заключенного и беседовала с ним. Она дня за два до разбойницкого погрома пришла в сад и обратилась к Серебрякову с такими словами:

— Ну, барин, дело-то наше плохо!

— А что такое? — спросил у ней через форточку в окне Серебряков.

— Слышь, шайка разбойников приближается к нашему селу и, сказывают, атаманом у этой шайки самый что ни на есть приближенный к Пугачеву разбойник. В нашей усадьбе большие хлопоты: отец решил дать отпор разбойникам, набрал из села мужиков, дал им ружья, сабли, учит стрелять, с ранней зари до позднего вечера возится с мужиками. Теперь отец спать лег, вот я и пришла с тобой поговорить.

— Еще когда я был в Питере, то слышал про беглого казака Пугачева, который дерзнул назваться священным именем покойного государя, но этому не придавали тогда большого значения. Неужели у Пугачева набралось так много мятежников, что он угрожает даже городам?

— И, барин, у злодея разбойников набралось видимо-не-видимо, он не только города, но крепости, проклятый, в полон забирает.

— Господи, какое тяжелое время! — со вздохом промолвил Серебряков.

— Слышь, барин, царица прислала к нам в Казань что ни на есть первейшего генерала усмирять Пугачева, — по прозвищу Бибиков.

— Как Бибикова! Александра Ильича, храброго генерала и честнейшего из людей, я его хорошо знаю. Он сотрет с лица земли злодея Пугачева и его шайку, как бы многочисленна она ни была.

— Дай-то бы Господи! А только надо ждать большей беды, не знаю, что теперь с нами будет, а добра ждать нечего, чует мое сердце большую беду, — с глубоким вздохом проговорила молодая девушка.

— Разбойники не посмеют напасть на усадьбу, она хорошо защищена, в ней много народу, сама же ты говоришь.

— Эх, барин, плохая надежа на этот народ! У нас из села больше половины убежало к Пугачеву, ну да и то сказать, что будет, то будет.

— Неужели твой отец и в такое время будет держать меня под замком, — с горечью спросил у молодой девушки Серебряков.

— Кто его знает, может, он и выпустил бы тебя давно, да боится князя.

— Господи! Как люди злы и не справедливы!.. Что я сделал князю, что ему нужно от меня. Лучше бы он приказал убить меня, чем томить в неволе.

— Потерпи, добрый барин, твоей неволе скоро конец настанет… Ну, прощай, завтра выберу времечко и приду опять с тобой покалякать. А ты, барин, не кручинься, никто как Бог!

Проговорив эти слова, молодая девушка поспешно слезла с дерева и быстро побежала из сада.

Едва пробежала Таня некоторое расстояние, как ей встретился старик Егор Ястреб. Суровым взглядом окинул он приемыша и сердито промолвил:

— Ты что ночью шляндаешь по саду?

— Я… Я… — Таня смутилась и не знала что ответить.

— Зачем, говорю, в сад ходила?

— Голова у меня, батюшка, разболелась, вот я и вышла пройтись.

— Так ли?.. Может за чем другим ходила?

— За чем же другим?..

— Кто тебя знает, вы, девки, народ хитрый, только дай вам поблажку, проведете всякого.

— Кажется, я тебя ни в чем не проводила, — спокойно ответила молодая девушка.

Она уже совершенно оправилась и говорила с своим названым отцом довольно смело.

— Ну, ну, ладно, пошла в свою горницу и спи, да смотри у меня, другой раз ночью в сад ни ногой, да и днем нечего по саду ходить, это только барам под стать, а не нам, — сурово проговорил Егор Ястреб и направился в глубину сада.

«А не спроста я Танюшку встретил, ночью для прогулки в сад она не пойдет, тут что-то неладное, надо поразведать, подсмотреть», — так думал старик-приказчик, направляясь к той части княжеского дома, где находилось окно заключенного Серебрякова.

Подозрение Ястреба еще более усилилось, когда он поднял около того дерева, на которое влезала Таня, ленту. Лента принадлежала Тане, и она потеряла ее с головы.

— Ба, ба, ба! Татьянина лента… Стало быть, она, непослушная девка, подходила к окну горницы, где сидит офицер… Я ей запретил, а она подходила… Зачем? Это я разузнаю, разведаю.

Он поднял ленту и устремил свой взгляд в окно, в которое смотрел Серебряков?

— Не спишь еще, барин? — проговорил Ястреб.

— Как видишь, — ответил ему Серебряков.

— Спать бы тебе надо.

— Разве я тебе мешаю?

— Хоть и не мешаешь, а у окна торчишь!

— Ты лучше скажи, старик, близка ль опасность?

— Какая такая опасность?

— Шайка пугачевцев-разбойников идет к усадьбе.

— Что такое, а ты почем, барин, знаешь? Аль сорока не хвосте принесла тебе ту весть? — подозрительно спросил у Серебрякова старик-приказчик.

— «Для тебя все равно, кто бы это мне ни сообщил. Видишь, я все знаю, и напрасно ты стараешься скрыть от меня опасность.

— Что скрывать, скрывать уж нечего. Да не бойся, барин, до тебя разбойники не скоро доберутся.

— Неужели ты и в минуту опасности не выпустишь меня?

— Не выпущу.

— Ведь это жестоко, бесчеловечно.