Золотой век

— Кажись, я тебе сказал, почему и для чего мы ему служим. Ну, будет об этом говорить, и готовься с нами в путь. Только помни, барин, про то, что я говорил тебе, забудь, никому единого слова не скажи. Скажешь — в ту пору простись с головой, на дне морском отыщу.

LXVI

Егор Ястреб, его жена и Таня, выйдя из оврага, скоро напали на большую дорогу, которая и привела их в Казань.

В Казани в то время находился Александр Ильич Бибиков, приехавший с огромными уполномочиями усмирять мятеж.

Он застал Казанскую и Оренбургскую губернии в большом переполохе.

Емелька Пугачев угрожал этим губерниям. Его многочисленная шайка наводила страх и уныние на жителей.

Бибикову предстояла масса неотложного дела. Умный, энергичный, отважный генерал не знал себе отдыха даже и ночью.

Для всех доступный, он принимал всякого, у кого было до него дело.

По приходе в Казань Егор Ястреб отправился в канцелярию Бибикова и просил доложить о себе генералу и был им принят.

Егор Ястреб рассказал Бибикову о нападении разбойников-пугачевцев на княжескую усадьбу.

Александр Ильич просто ушам своим не верил.

— Как, всего в пятнадцати верстах от Казани мятежники грабят усадьбу, смущают народ, и все это делается вблизи города… Это ужасно! — воскликнул Бибиков.

— Велика ли была шайка? — спросил он у Ястреба.

— Доподлинно не могу сказать, ваше превосходительство, а думаю, побольше сотни.

— Ведь ты, старик, ранее знал про нападение, что же ты не известил меня об этом, не просил подмоги.

— Я как только проведал про разбойников, тотчас же послал в город вестового, но тот вестовой изменил нам, ваше превосходительство, я видел этого Иуду в числе других разбойников, — с глубоким вздохом произнес старик-приказ-чик.

Он говорил правду: как только распространился слух, что шайка пугачевцев приближается к княжеской усадьбе, Егор Ястреб отрядил в город губернатору вестового, прося помощи от разбойников. Но вестовой, как и многие другие, изменил своему долгу и пристал к мятежникам.

— О, какое ужасное время, мятеж становится почти общим… Народ десятками, сотнями бежит к Пугачеву… Я буду делать все, что только в силах и с Божьей помощью надеюсь подавить мятеж. Я сейчас, старик, пошлю в усадьбу князя Полянского две роты солдат, ты будешь служить их проводником. Хорошо бы там застать гостей незваных-непрошеных и угостить их как следует, по-русски!..

Спустя немного времени две роты солдат, под начальством подполковника Степанова, выехали на телегах в княжескую усадьбу.

Их проводником был старик-приказчик.

Но как ни спешили солдаты, все же не застали они в усадьбе Полянского ни одного пугачевца.

При взгляде на усадьбу сжалось сердце у Егора Ястреба, и на глазах невольно появились слезы.

Все было разорено, ограблено, выжжено, и усадьба представляла собою самый жалкий вид. Кой-где еще курились головни, стоял еще смрад и дым.

Ни одной живой души не было в усадьбе. Даже раненого мужика Демьяна пугачевцы увели с собою.

Погоревал старик-приказчик на пепелище и не раз всплакнул.

Солдаты отправились вдогонку за разбойниками, а старый приказчик поплелся опять в Казань, где с нетерпением ждали его возвращения Пелагея Степановна и Таня, приютившиеся в доме знакомого им торговца.

Емелька Пугачев быстро шел к Оренбургу, и «при первых известиях о появлении Пугачева оренбургский губернатор генерал Рейнсдорп писал казанскому — фон-Брандту, что намерения самозванца, по всей вероятности, заключаются в том, чтоб идти в Казанскую губернию помещичьими жительствами, преклоняя на свою сторону крестьян и обольщая их дачею вольности».

Трудно сказать, на чем Рейнсдорп основывал свои предложения о дальнейших действиях самозванца, тем не менее, сообщение это озадачило Брандта и вызвало с его стороны усиленную деятельность.

До приезда Бибикова Казанская губерния была почти беззащитна: из трех гарнизонных батальонов, находившихся в Казани, большая часть была командирована для набора рекрутов и для конвоирования арестантов, отправлявшихся в Сибирь. «Оставшихся налицо нижних чинов так мало, — доносил Брандт, — что не только по иску и истребления реченной сильной злодейской шайке, но и обороны против их воровского нападения делать некем». На местное население в защите границ губернии полагаться было невозможно, потому что «земледельцы разных родов, а особливо помещичьи крестьяне, по их легкомыслию, в сем случае весьма опасны, и нет надежды, чтобы помещики крестьян своих с пользой могли употребить себе и обществу на оборону.

Всю надежду генерал Брандт возлагал на поселения отставных солдат, которые хотя не имели оружия и «забыв военные обряды, совсем сделались мужиками», но на этот раз могли считаться единственными защитниками границ Казанской губернии.